2 «Я сплю, а сердце моё бодрствует» – (древнеевр.). Песнь Песней 5,
2.
Карябает скорописью прямо на
обложке. Ох, и разозлится же Мюнцер!..
– Постой, я сам… «Я сплю, а сердце
моё…»
– Пробудилось. Или бодрствует. Ур –
это пробуждаться…
– Почему женский род?
– Вот только не говори, что ты
«Песнь песней» не читал!
Ну, не читал я. Чего сразу за голову
хвататься, как будто я кастрюлю на плите забыл, или ключ от дома
потерял?
– Держи, чернокнижник!
Так, интересно. Библия. Синодальный
перевод. Почему синодальный? Надо будет потом спросить, что это за
зверь такой…
– Читай-читай! Она небольшая…
И, правда, несколько страничек
всего.
Хм… Неожиданно. Нетривиально так для
канонического текста. В голове лёгкий звон, как будто само
пространство и время изменились. Словно в другой мир окунулся и
сразу вынырнул. И не узнаёшь ничего вокруг. Бергер так обычно
смотрит, когда от книги его отрываешь: как через стекло на тебя
глядит…
А в трамвай так никто и не зашёл.
Как будто он заколдован.
– Э-э-эм… Честно говоря, не знаю,
что и сказать… Как-то всё это… далеко от духовности…
– Рот закрой.
Хорошо. Уже закрыл. Чего так
нервничать? Господи, как же он на Аверина стал похож! Просто одно
лицо! А взглядом так и пришпиливает – чувствуешь себя бабочкой,
которую булавкой проткнули.
– Почти вся любовная лирика Востока
– это метафора. Духовных исканий. Возлюбленный – это Бог. И все
перипетии духовного пути имеют соответствующие, скажем так,
романтические аналогии. Но для тебя это – пустой звук. Насколько я
понимаю…
– Ну, если так…
– Нам пора выходить.
И точно – приехали.
Роман подошёл к изготовлению десерта
для Бергера со всей ответственностью, но и с некоторой долей
иронии, которая выразилась в едва заметном глазу излишестве и
вычурности: разноцветные шарики мороженого он полил сиропом, сверху
посыпал тёртым шоколадом и всё это украсил ягодами вишни и
листиками мяты. Бергер, когда увидел всё это великолепие, просто
покатился со смеху.
– Похоже на подношение для божества!
Спасибо, Рома! – сердечно поблагодарил он, откладывая в сторону
своё чтение.
Ну конечно, он тут времени даром не
терял. Выудил откуда-то «Священную Книгу Тота» и с интересом её
изучал. Устроился он почему-то на кровати: сел по-турецки,
обложился книгами – в общем, за какие-нибудь десять минут полностью
в романовых апартаментах обжился. Причём так ненавязчиво, что у
хозяина комнаты это в общем-то не вызвало никакого протеста.