– Сколько минут прошло после его звонка?
И я уже не удивился, услышав уверенный и пунктуальный ответ:
– Семь.
– За двадцать три минуты отсюда и до Ушей… Маловероятно. Но попробовать можно. Все-таки "ниссан-патроль".
Я сделал последний глоток, передал бутылку Татьяне, чтобы она ее убрала подальше, и дал по газам.
– Давай вернемся когда-нибудь на это же место, – предложил я, ностальгически глядя в зеркальце заднего вида.
– Давай, – согласилась Татьяна.
Она сидела, посреди груды торопливо сваленного барахла и зевала.
– Слушай, а у тебя хороший дом?
– У меня очень хороший дом. И двенадцать яблонь.
– Яблоки еще не поспели, – проявила она знание фенологических сроков Тверской губернии. – А на печке у тебя поспать можно?
– Можно. Но летом лучше спать на сеновале.
– Хорошо. Я лягу спать на сеновале.
– Я тоже там лягу. Если только нам дадут поспать.
Татьяна промолчала, словно не услышала этой реплики, и снова зевнула.
Я гнал машину уже со скоростью сто семьдесят. Быстрее боялся – все-таки дорога была извилистой. Я гнал машину и думал.
"Татьяна Лозова. Совершенно случайно встретила на дороге психа, афериста, чокнутого писателя Разгонова, ну, получила от него известную помощь, ну, провела с ним ночь, ну, очевидно, не самую плохую ночь в своей жизни… Однако неужели этого достаточно, чтобы теперь умчаться с ним в неизвестность, навстречу опасной авантюре, навстречу смерти, быть может? Любовь? Возможно, это любовь. Возможно."
Я чувствовал, была еще какая-то тайна, была какая-то страшная, зловещая тайна в судьбе этой рыжей девочки Тани Лозовой, и она действительно хотела помочь мне, и действительно могла помочь, а я действительно хотел и, наверное, мог помочь ей. Вот в чем было дело. И мы летели сквозь этот безумный грозовой и солнечный август со скоростью сто семьдесят в неизвестность.
Неизвестность встретила нас очень скоро. Она вышла на дорогу, и я вынужден был затормозить, увидев издалека перегородившую мне путь фигуру.
Ручку передач я бросил в нейтралку, а скорость упала, думается, почти до пешеходной, когда метрах в пяти от стоящего с широко расставленными ногами человека, я понял, что тормозить-то было как раз и не надо. Дальше все произошло одновременно.
Татьяна крикнула:
– Газуй!
Я включил вторую передачу и вдавил педаль в пол.
Человек на дороге выстрелил с двух рук, точно прицелясь в мою инстинктивно наклонившуюся к баранке голову. И в ту же секунду, отбросив тяжелый пистолет-пулемет типа "Кедра", подпрыгнул и "колесом" перекатился по асфальту в кювет, кажется, его ботинки даже чиркнули по капоту рванувшегося вперед "ниссана".