«А
зачем тебе как-то выглядеть рядом с ней? – пыталась достучаться до нее я. –
Если ты не пойдешь снова в этот ресторан, вы больше никогда не встретитесь.
Подумай лучше о том, что теперь ты выглядишь газелью рядом, к примеру, с
Фимкой».
Фимка,
Наташка Ефимова, наша с Люськой общая знакомая, родив третьего ребенка,
подросла до пятьдесят второго размера и нисколечко этим не огорчалась. Или, по
крайней мере, никак этого не показывала.
Но
убедить Люську мне не удалось.
«Посмотри!
– вопила она, тыкая пальцем в различные места своего организма. – Вот,
посмотри. Это целлюлит. А это складки. А это просто жи-и-ир!»
Не
прошло и двух месяцев, как Люська вернулась на исходные позиции, поскольку
утешение своим разочарованиям всегда искала в одном и том же – в еде.
Похудеть
Люська мечтала лет с тринадцати и примерно с того же времени – выйти замуж. И
не просто замуж, а обязательно за иностранца. Космополитизм, похоже, был их
семейной чертой. Люськина старшая сестра уехала в Голландию, тетя жила в
Швеции, а двоюродный брат вообще кочевал по миру, нигде подолгу не
задерживаясь.
Несмотря
на свои габариты (а может, и благодаря им), Люська нравилась мужчинам и никогда
не была в числе тех, кто подпирает на танцах стенку. Ее огромные серые глаза,
ямочки на щеках, невероятная улыбка и русая коса толщиной в руку притягивали
взгляды, как магнит. К тому же после окончания университета она работала гидом,
что резко повышало ее шансы найти иностранного жениха. Причем не просто гидом,
а разряда вип. Безупречное знание трех языков, а также каждого камешка в
Петербурге обеспечивало ей самых выгодных клиентов. Может, и не все, но очень
многие мужчины мгновенно попадали под Люськино обаяние и сразу же задумывались
о чем-то очень серьезном.
Но
она сама себе все портила. Ей просто никак не удавалось поверить в то странное
обстоятельство, что если уж мужчине захотелось раздеть женщину, лишние
килограммы и складки на животе вряд ли его испугают. Напрасно я убеждала
Люську, что по ней плачут все психиатры мира и что ни в коем случае не стоит на
первом же свидании спрашивать кавалера, не слишком ли ее полнит это платье. Она
не верила, грызла себя, подозревала ни в чем не повинных мужиков в каких-то
мифических корыстях, а потом поражалась, что те вдруг переставали звонить и
писать.