– К тому же Эннана сказал мне, – Рамсес кивнул на стоявшего позади него офицера, увешанного амулетами, – что вы не высылали патрулей в ущелья. А будь это настоящая война, неприятель мог бы напасть на вас с этой стороны.
– Я не командующий, а только судья, – спокойно ответил министр.
– А что делает Патрокл?
– Патрокл с греческим полком конвоирует военные орудия.
– А мой родственник и адъютант Тутмос?
– Спит еще, должно быть.
Рамсес с досадою топнул ногой, но промолчал. Это был красивый юноша с почти женственным лицом. Гнев и загар еще больше красили его. На нем был род узкого кафтана в синюю и белую полосу, плотно облегавший его фигуру, такого же цвета плат свешивался у него из-под шлема, на шее висела золотая цепь, а под левым плечом – дорогой меч.
– Я вижу, – заговорил царевич, – что только ты один, Эннана, блюдешь здесь мою честь.
Увешанный амулетами офицер поклонился до земли.
– Тутмос – лентяй! – продолжал наследник. – Возвращайся, Эннана, на свое место. Пусть по крайней мере у сторожевого отряда будет командир.
Затем, взглянув на свиту, которая сразу окружила его, точно выросши из-под земли, он прибавил:
– Пусть мне подадут носилки. Я устал, как каменотес.
– Разве боги могут уставать?… – прошептал у него за спиной Эннана.
– Ступай на свое место! – приказал Рамсес.
– А может быть, ты, подобие месяца, велишь мне сейчас обследовать ущелье? – тихо спросил офицер. – Приказывай, ибо, где бы я ни был, сердце мое следует за тобой, чтоб угадать твою волю и исполнить ее.
– Я знаю твое усердие, – ответил Рамсес. – Ступай же и смотри за всем.
– Святой отец! – обратился Эннана к министру. – Прими уверение в моей готовности служить тебе.
Не успел Эннана ускакать, как в конце марширующей колонны поднялась еще большая суета: искали носилки наследника престола, но их нигде не было. Вместо носилок, расталкивая греческих солдат, показался юноша странной наружности. На нем была кисейная рубашка, богато вышитый передник и золотая перевязь через плечо. Особенно же бросались в глаза его огромный парик из множества косичек и фальшивая бородка, похожая на кошачий хвост.
Это был Тутмос, первый щеголь в Мемфисе, даже в походе не забывавший наряжаться и натирать себя благовониями.
– Здравствуй, Рамсес! – вскричал щеголь, энергично расталкивая офицеров. – Представь себе, твои носилки куда-то запропастились. Придется сесть в мои; они, правда, недостойны такой чести, но и не столь уж плохи.