– Кто не летает, а кто и летает....
Мне бы остановить его, набраться мужества и сказать, что он мне и так уже очень нравится... Но я молчала. И он, глупенький, принял мое молчание за ожидание подвига, поправил микрофон и занудливо заговорил, глядя прямо перед собой:
– Сантонин... Сантонин... Я – борт триста семнадцать. Я – триста семнадцать...
До сих пор простить себе этого не могу...
Она тут абсолютно ни при чем. Если кто-нибудь и виноват в этой истории, так это только я. Только я...
Мне так захотелось ее подбросить в Хлыбово, что я ей сказал:
– Заткни уши.
А она меня не поняла, сделала такую брезгливую мордочку и говорит:
– Умоляю, не надо! Я не терплю мата...
Я рассмеялся и успокоил ее.
– Я буду гнусно врать, – сказал я ей. – Но это будет святая ложь...
И я снова стал вызывать Добрынино:
– Сантонин... Сантонин... Я – борт триста семнадцатый...
С недавнего времени я стал замечать в себе удивительное свойство – оказывается, я могу одновременно думать о двух самых разных вещах, причем без каких бы то ни было малейших ассоциативных связей. Этим открытием я начисто перечеркнул труд целого коллектива авторов одной восьмистраничной научно-популярной брошюрки, которую я недавно прочитал в нашей поликлинике. Видимо, просто авторы забыли о некогда существовавшем человеке по имени Кай Юлий Цезарь и не знали меня.
Вот, например: я сижу за штурвалом, смотрю на Лену и думаю о том, что такой девчонки я еще в своей жизни не встречал, что за такую девчонку я бы на плаху пошел, – и одновременно (заметьте, совершенно параллельно!) я четко и ясно представляю себе, что сейчас происходит в диспетчерской: Иван Иванович слышит мой голос, вздыхает, откладывает в сторону «Огонек» с кроссвордом и, продолжая ломать голову над каким-нибудь словом из трех букв по вертикали, щелкает тумблером двухсторонней связи и говорит в микрофон: «Слышу, слышу, триста семнадцатый...» И рожа у него такая постная, что всем вокруг хочется повеситься...
– Слышу, слышу... – сказал Гонтовой. – Движок погрузил?
Ну что я вам говорил?! Грандиозно, правда?
– Все в лучшем виде! – бодренько ответил я.
– В накладной расписался?
В накладной-то я как раз не расписался. Совсем из головы вылетело. Хоть бы дед напомнил.
– В накладной расписался? – снова проскрипел голос Гонтового. И я чуть ли не увидел, как он обреченно покачал головой.