– «Разгильдяй»... «Несобранный человек...», десять букв: «разгильдяй»!..
Селезнев удивленно покачал головой, а я, не находя больше сил сдерживать себя, сбросила наушники и захохотала...
* * *
Минут через тридцать Димка запросил условия посадки.
Я передала ему курс и ветер и стала ждать его прихода на аэродром.
Я слишком старый радист, чтобы дальность расстояния, микрофонные искажения и эфирные разряды могли бы стереть тончайшие голосовые нюансы летчика, ведущего со мной связь. Тем более такого, как Димка Соломенцев, у которого и горе, и радости, и смятение, и восторги – все на виду. И поэтому я была почти убеждена в том, что Димка сейчас летит навстречу огромным неприятностям.
Весть о том, что у Соломенцева на борту находится какой-то начальник из Министерства сельского хозяйства, который будто бы в воздухе закатил истерику с требованием изменить курс и лететь чуть ли не в Москву, уже каким-то образом разнеслась по всему аэродрому. Подозреваю, что это дело рук Гонтового. Он из-за своих больных почек уже два раза спускался с вышки. Как только из-за болезни его списали с летной работы, а это было лет десять назад, Иван сразу же махнул на себя рукой и почти перестал лечиться.
Наверное, нет зрелища более печального, чем старый списанный летчик. Я сознательно говорю о «старом списанном» летчике. Не потому, что во мне поднимается слепая возрастная солидарность. Нет... Просто за тридцать лет моей жизни среди авиаторов я сотни раз видела, как молодые ребята, ушедшие с летной работы, пережив какой-то момент растерянности, сравнительно быстро находили себя в других специальностях, шли учиться, женились и начинали жить заново, твердо зная, что впереди у них очень много времени.
Старые летчики, как правило, оставались на аэродромах. Они становились начальниками отделов перевозок, диспетчерами, инструкторами на тренажерах, заведовали складами... Новые должности и незнакомая работа были им неприятны и унизительны. Двадцать пять лет, проведенные за штурвалом, приучили их к мысли, что в авиации все, кроме воздуха, второстепенно и несложно. И теперь, когда им самим приходилось заниматься этим самым «второстепенным», они терялись, страдали от собственного неумения, попусту расходовали массу сил и никак не могли понять, почему у них на новом месте ничего не получается. Они же отлетали по двадцать пять лет!..