Неужели такое страшное преображение
могло произойти всего лишь из-за нескольких необдуманных слов? Ее…
слов. Зеленые матовые глаза, в которых плещется смех… И теплая рука
на голове. Ее… выбор.
'Доверилась. Отдала свою жизнь', —
думала Латиса. А ведь и правда… отдала. И забрать не может. Да и по
правде со времен побега с Гатиры это единственный раз, когда
здравый смысл вопит, как на пожаре, но она упрямо считает, что
отступать нельзя, некуда отступать. Почему-то выходит, что вокруг
нет ничего ценного, кроме этого измученного тайта, в котором прямо
сейчас, прямо на глазах умирает все человеческое и, честно говоря,
даже неважно, чем закончиться их история, главное, что она уже
началась.
Латиса вздохнула полной грудью,
словно собралась нырять в глубину. И… приняла свой выбор, на этот
раз вполне осознанно. Словно подобрала с пола пещеры странный
камешек и даже не стала думать, обычное ли это стеклышко или самый
что ни на есть драгоценный камень. Какая разница, если в любом
случае собираешься оставить его себе и из рук не выпускать, даже
чтобы перед кем-то похвастаться? Никакой.
Латиса не стала ждать, чем закончится
война Шалье с самим собой, протянула руку, прижимая к его щеке.
- Нет, — сказала невозмутимо, будто
не имела никакого отношения к словам, которые недавно произнесла. —
Я хочу пойти с тобой. Ты держишь мою жизнь и можешь делать с ней,
что угодно, даже в жертву принести. Все равно пойду.
И потом уже она его обнимала,
укладывая ладонь на голову, прижимая к себе. И, кстати, ей
понравилось.
***
Ночью Шалье за Гууаром почти не
наблюдал. Яриц сидел в тот же месте, в такой же позе, не замечая
ветра, осыпавшего его мелким мусором. Судя по просмотренным
записям, ночью Гууар уходил в хижину спать. И два раза вставал,
чтобы поесть. Проснувшись, пошел на берег, насобирал камней и
раковин, вернувшись, очистил от травы квадратный кусок земли,
обложил его камешками и поместил в углу раковину. После некоторых
раздумий Шалье решил, что это нечто вроде календаря. То ли Гууар
собрался отмечать, сколько времени находится на острове, то ли —
сколько дней будет медитировать и размышлять.
В поселениях все было на редкость
тихо и степенно. Все занимались своими делами, женщины — готовили
еду, чинили одежду и даже старая особь, недавно исполнявшая роль
жрицы, теперь сидела у хижины, разбивая большие куски раковины на
мелкие, чтобы после сделать в них дырки и, нанизав на крепкую
траву, собрать бусы.