Кто это там смеется?
– Дина, к чему такая спешка? У Вениамина впереди много времени.
– Зачем ему годами сидеть на необитаемом острове?
– Ты чувствуешь себя здесь как на необитаемом острове?
Кто-то прошел по гостиной. Куда они собираются? Почему не сидят на месте?
– Дина, ему будет трудно.
– Я знаю. – Голос Дины.
От этих слов голова Вениамина сжалась и превратилась в ничто. Внутри этого ничто колотился орех. Он причинял боль и хотел вырваться наружу. Вениамин попытался встать и выйти к голосам. Но не смог. Об этом нечего было и думать.
– Как я понимаю, ты сама сообщишь Вениамину, что ему предстоит уехать из дому?
Голос Андерса звучал близко-близко.
– Да.
Нет, нечего было и думать о том, чтобы куда-то пойти.
– А мне доложишь, когда все будет уже решено?
– Ты неправильно к этому относишься, Андерс.
– А как я должен к этому относиться?
– Просто мне кажется, что я лучше понимаю, что Вениамину надо.
– Еще бы, ты же мать!
Послышалось смачное посапывание. Значит, Андерс набил трубку. Набил трубку! Странно иногда ведут себя люди.
Некоторое время пахло трубкой. Потом Дина сказала:
– Почему ты рассердился?
– Я не рассердился. Просто я чувствую себя дураком, с которым никто не считается. Ты нас всех подавила, Дина. Ничего хорошего из этого не получится, вот увидишь. Я знаю, ты привыкла решать все одна. Но если уж ты выбрала меня в мужья, тебе придется смириться с тем, что я захочу принимать участие в твоих решениях.
– Ты и принимаешь в них участие, – мягко сказала Дина. Слишком мягко.
– Нет. Ты даже словом не обмолвилась, что собираешься отправить мальчика учиться. И не спросила, как я к этому отнесусь.
– Я бы непременно спросила. Просто я еще не привыкла к тому, что у меня есть муж.
Вениамин так и видел, как она то прячется, то появляется в мыслях Андерса. Верткая, точно ласка. Она, как ласка, могла скрыться в любой, даже самой узкой щели, прежде чем успевали заметить кончик ее хвоста.
– Дина, а его ночные кошмары?
– Это болезнь, она пройдет, когда он уедет из Рейнснеса.
Она сказала «болезнь». Но ведь он-то знает, что это неправда. Болен был не он, а русский. И его болезнь была смертельна. У него была пробита голова. Зачем Дина лжет? Чтобы спастись? Неужели и она лжет, как все остальные?
Стоя посреди комнаты матушки Карен, Вениамин вытянул вперед руки. Ему хотелось погасить зеленый стеклянный купол керосиновой лампы, сделанной в виде херувима. Это хоть немного утешило бы его. Он растопырил пальцы. Но он был никому не нужен, даже лампе матушки Карен. Лампа отомстила ему. Зеленые осколки впились ему в голень. Под запах керосина русский вытекал из него маленькими красными каплями.