[18].
– Ничего, – быстро добавил посланец, увидев, что брат Фрэнсис внезапно напрягся, – разговор у нас неофициальный. Твои показания потом запишет представитель суда. Ты знаешь, что твои бумаги уже давно в Риме? Часть из них я привез обратно.
Брат Фрэнсис покачал головой: о реакции в высших эшелонах на его находки он, вероятно, знал меньше, чем кто бы то ни было. Он обратил внимание, что курьер облачен в белую рясу доминиканского монаха, и мысль о «суде» вызвала в нем определенное беспокойство. На тихоокеанском побережье инквизиция расследовала ересь катаров, но он не мог представить себе, чем суд могли заинтересовать Реликвии блаженного. «Ecce Inquisitor Curiae», – так было сказано в записке. Возможно, аббат имел в виду «дознаватель». Доминиканец казался довольно безобидным человеком, и никаких орудий для пыток Фрэнсис у него не заметил.
– Мы полагаем, что вопрос о канонизации вашего основателя скоро вновь будет рассмотрен, – объяснил посланец. – Ваш аббат Аркос – человек мудрый и осторожный. – Он усмехнулся. – Отдав Реликвии для изучения другому ордену и запечатав убежище до того, как оно полностью осмотрено… Ты ведь понимаешь?
– Нет, святой отец. Я предположил, что он не хочет тратить время на столь пустое дело.
Священник рассмеялся:
– Пустое? Ну уж нет! Но если твой орден предоставляет доказательства – Реликвии, чудеса и все прочее, то суд должен принять во внимание то, откуда они взялись. Каждая религиозная община мечтает о том, чтобы ее основателя канонизировали. Поэтому ваш аббат поступил очень мудро, сказав вам: «Убежище не трогать». Наверняка для вас это было весьма досадно, но… Для дела вашего основателя будет лучше, если убежище осмотрят в присутствии свидетелей.
– Вы снова его откроете? – с надеждой спросил Фрэнсис.
– Я – нет. Суд пришлет сюда наблюдателей. И тогда все найденные в убежище предметы, которые могли бы повлиять на исход дела, будут вне подозрений – в том случае, если противоположная сторона усомнится в их подлинности. В общем, на исход дела могут повлиять только найденные тобой вещи.
– Святой отец, осмелюсь ли я спросить – почему?
– Когда Лейбовица причисляли к лику блаженных, сомнения вызвал период его жизни до Потопа – до того, как Лейбовиц стал монахом и священником. Адвокат противоположной стороны все время старался набросить тень на него, доказать, что Лейбовиц не тщательно вел поиски – что в тот день, когда он постригся в монахи, его жена, возможно, еще была жива. Это, конечно, был бы не первый случай – и иногда на это давалась диспенсация, – однако к делу это отношения не имеет.