К пяти часам, когда уже наступили
ранние ноябрьские сумерки, немецкие войска не добились особых
успехов. Им всего лишь удалось овладеть двумя линиями оплавленными
огнеметами и разваленными многочасовым артиллерийским огнем окопов.
Но на первом этапе именно такой результат и предполагался немецким
командованием, поэтому следующий день ожидался не менее тихим, и со
стороны Бахчисарая всю ночь в расположение 11-й армии шли
нескончаемые потоки грузовиков, везущих тысячи тонн
боеприпасов.
Тридцатая батарея, называемая
немецким командованием как форт «Максим Горький», активно
обстреливала железнодорожные станции, где было замечено скопление
немецкой техники. Ужасающий грохот на севере и пришедший позже
доклад, что на воздух взлетели несколько эшелонов с боеприпасами,
доставили дополнительное беспокойство немецкому руководству. Вообще
этот злополучный форт доставлял много неприятностей осаждающей
армии, и все попытки его нейтрализовать пока заканчивались
неудачей. Именно сюда в первую очередь были направлены две особо
подготовленные группы «Брандербурга», которые бесследно исчезли, и
только после допроса пленных стало известно об их уничтожении.
С наступлением темноты штурм не
прекратился, и артиллерия все так же методично перемешивала окопы и
укрепления обороняющихся русских войск. Для обеспечения
корректировки огня в воздухе непрерывно висели медленно
опускающиеся на парашютах осветительные бомбы. Самолеты-наблюдатели
кружили над городом, выискивая дополнительные цели, но, несмотря на
тяжелую ситуацию, представители Абвера и СД требовали жесткого
контроля и постоянного обстрела небольшого участка местности в
районе поселка Инкерман.
После полуночи ситуация изменилась. В
связи с перерасходом боеприпасов, плотность огня немецкой
артиллерии немного упала, да и ответный огонь русских был
достаточно эффективным — несколько десятков тяжелых орудий были
выведены из строя, а потери артиллерийских расчетов уже исчислялись
сотнями. На линии соприкосновения с противником, подсвеченной все
еще горящей зажигательной жидкостью русских, непрерывно вспыхивали
перестрелки, часто переходящие в рукопашные схватки. Восточные
варвары отчаянно пытались вернуть потерянные за день позиции.
Осушив очередную чашечку кофе,
услужливо принесенную адъютантом, Эрих фон Манштейн склонился над
картой, выслушивая доклады начальника штаба полковника Велера и
начальника тыла армии полковника Гаука, когда в кабинет с
выпученными глазами влетел представитель Абвера полковник Вальтер
Лухт с требованием немедленно открыть огонь всей артиллерией по
этому злополучному участку под Инкерманом. Генерала Манштейна так
все это утомило, что он не сдержался: