А вот
Падуану внешний вид совсем не беспокоил. Это ко мне он явился
разодетый как франт. В гости же к Драголичу он оделся как-то
чересчур скромно — потертые брюки, высокие сапоги, свитер крупной
вязки. Где же он только брюки такие непотребные достал? Не иначе
выпросил у кого.
Лишь Шербан
среди нас выглядел как положено — пиджак, отутюженная рубашка,
брюки со стрелками, начищенные ботинки. Как только ноги в них не
замерзли? А еще мне плед протягивал...
Пока мы
шли, я жадно вбирала глазами обстановку. Панели из темного дерева
до середины стены делали комнаты сумрачными, что укладывалось в мое
представление об это месте. Верхняя часть стен была обита зеленой,
ближе к болотному оттенку, тканью. Массивные, тяжелые гардины еле
пропускали свет из окон. Начищенный пол блестел, но паркет был
опять же темно-коричневым, практически черным. С другой стороны,
так ведь практичнее… Хотя о практичности, вероятно, хозяева думали
меньше всего. Минимум мебели. Никаких безделушек, картин, предметов
искусства. Довольно аскетично. И в то же время дом не казался
нежилым, запущенным. Совсем наоборот, отчего-то думалось, будто
хозяева здесь проводят значительно больше времени, чем можно было
предположить. Хотя, может, слуги просто тщательно следили, чтобы
все было чистым, чтобы никаких признаков запущенности.
Драголич-старший принял нас в той самой зале, о
наличии которой я ранее размышляла. Она действительно оказалась
просторной, но из-за большого размера и малого количества мебели —
только две кушетки и три стула, да два крохотных столика, —
выглядела пустой. В то же время из-за гардин, задернутых
практически полностью, света в комнате было мало, что вызывало
ощущение нехватки воздуха, будто вместе со светом и его убрали
отсюда. А тепла от камина явно было недостаточно для такого
пространства. Или это я продрогла…
—
Приветствую вас, — кивнул Эмилиан Драголич. — Прошу прощения за
такую обстановку, — он развел руками, — но мы не привыкли принимать
здесь гостей.
Мои
спутники приблизились к хозяину дома, а я застыла. Так и не смогла
себя заставить пошевелиться.
Драголич
пожимал руку Падуану, кивал ему, еще что-то произносил, но смотрел
при этом на меня. От этого его взгляда холод, не отпускающий уже
как несколько часов, растекся по мне с новой силой. Будто по венам
текла не кровь — вода студеная. Будто меня приморозило к месту,
заковало в лед.