Падуану не
улыбнулся. Он на миг задумался, а потом все же ответил:
— Если не
принесете пользы…
Карие глаза
Падуану были с золотистыми искорками, но сейчас, из-за
расширившихся зрачков, искорки пропали. Всю радужку затопила
темнота. И мне показалось, будто я смотрю не в глаза — бездну, что
хочет поглотить меня.
Шербан
громко прочистил горло. Я вздрогнула и сбросила
наваждение.
Следователь
мило улыбнулся, покровительственно похлопал по моей руке и
проникновенно произнес:
—
Шучу.
В гробу я
видела такие шуточки…
Буквально
через десять минут, как я зашла домой, тут же объявился
Рэду.
— Где на
этот раз были? — вместо приветствия спросил он.
— К
Драголичам ездили, — нехотя ответила я. — Хочешь есть, бери в
холодильном шкафу и сам разогревай. Извини, но я отдохнуть
хочу.
Он тут же
подошел к шкафу, где я хранила продукты, бережно законсервированные
почти таким же амулетом, что был у Падуану для трупа. От такого
сравнения я хмыкнула, чем вызвала недоуменный взгляд
Рэду.
—
Драголичи-то тут при чем? — тем временем поинтересовался он,
заглядывая в кастрюльки.
Нашел то,
что его устроило, довольно причмокнул и пошел к буфету, где были
тарелки.
Я же
сбросила обувь, натянула шерстяные вязаные носки и забралась на
кушетку. Укуталась в плед, подтянула ноги под себя и довольно
откинулась на спинку.
— А то ты
не знаешь, кто такой Эмилиан Драголич.
— Слышал, —
кивнул Рэду. — Поэтому и удивляюсь, зачем вам к нему
ездить?
— Спроси у
Падуану, а? — устало отозвалась я.
Рэду
хмыкнул, покачал головой, но за то, что он начал заваривать чай, я
простила ему настырные расспросы.
— Господин
следователь мне так и ответит. Я, кстати, завтра после обеда к нему
иду.
Я тут же
встрепенулась.
— Зачем
это?
— Так
вызвал на беседу. Уже многие у него были.
И когда
только все успевает.
— Иди, чего
уж там. Побеседуй. Тебе же нечего скрывать, — заметила
я.
Рэду
усмехнулся, подкрутил ус и зловеще произнес:
— А вдруг
того мужичка я… и порешил?
— Дурак, —
выдохнула я и запустила в него подушкой. Он увернулся и хитро мне
подмигнул.
Если бы не
его эта мохнатая борода и усы, какой бы привлекательный мужчина был
бы. Ална точно не устояла бы.
Рэду поднес
мне чай, вернул подушку и пошел есть.
Он сидел
полубоком ко мне, и в неровном свете лампы его фигура обретала
пугающие очертания. Тени падали причудливо, подчеркивали
беспокойные светлые глаза с темными кругами под ними, разворот плеч
виделся не просто внушительным — казался сокрушающе огромным. Такая
сила должна стоять за ними… Рука, сжимающая ложку, представлялась
способной одним своим движением расплющить эту ложку. Переломить
пополам, стереть в пыль. И даже трость, которую он прислонил к
стулу, виделась не досадной вещью, напоминающей об увечье, а
оружием, которое с легкостью умелый человек может
применить.