Хотела было
буркнуть: «Протрезвела и вспомнила, что есть», но лишь
неопределенно махнула рукой.
Грея руки
горячим чаем, я продолжала теряться в догадках. Падуану же просто
наслаждался напитком — жмурился от удовольствия, делая мелкие
глотки. И на вопросы мои уже не отвечал.
— А если
поступим так, — произнес он, отодвигая уже пустую чашку. — Я
походатайствую за вас, чтобы сняли ограничение с Искры, в случае
успешного расследования. Скажу, что в этом и ваша заслуга. И все
такое прочее.
— Взамен не
прекословить вам? Что скажете, то и делать?
— Именно, —
довольно улыбнулся Падуану.
— Даже если
посчитаю, что ваше указание — опасно, непристойно, неуместно и
вообще ужасно?
— В
особенности если оно такое.
Я чуть не
задохнулась от возмущения.
—
Выдыхайте, — не то посоветовал, не то приказал это ужасный тип. Я
выдохнула сквозь зубы. — Вам может показаться, что я попрошу вас о
чем-то таком, что вас ну никак не будет устраивать, а на деле
окажется, что от вашего скромного содействия будет огромная
польза.
— Вам же
виднее, — хмыкнула я.
—
Разумеется. — От его тона веяло покровительством. — У меня чуть
более четкая картинка перед глазами, чем у вас. Мне больше
известно, я сам больше замечаю, чем вы.
— Я поняла
вас, — пришлось перебить следователя. — Подумать вы мне не
дадите?
Он
недоуменно на меня посмотрел.
— Вы
сомневаетесь? Я не собираюсь требовать от вас слишком многое.
Взамен же вы вернете Искру. По мне, так даже не совсем равноценный
обмен.
— Да
бросьте, — хмыкнула я. — Был бы не равноценным, вы бы не
уговаривали меня весь вечер.
— Всего
лишь последние десять минут.
— А ужин? —
заметила я.
Вместо
ответа он обезоруживающе улыбнулся. В его глазах вновь заскакали
золотистые искорки. Закружились вихрем, потянули меня в загадочную
глубину следовательских глаз.
Я ущипнула
себя за запястье. Миг наваждения схлынул. Осталась лишь сытая
усталость и чувство того, что я вновь влезла туда, куда не
следовало. В общем, обычное такое чувство для меня в последние
дни.
— Хорошо, —
согласилась я. — Закрепим договором?
— А вас не
проведешь, — хмыкнул Падуану. — Несите бумагу.
И лишь
когда я находилась в пограничном состоянии между явью и сном,
вспомнила, что Падуану ведь предупреждал — здесь он теперь уже чуть
меньше недели как пробудет.
Задолго до
рассвета меня разбудил браслет. Он нагрелся — опаляя, но не
оставляя ожога. Пришла цеда.