Да и в
«Колыбу» не факт, что нас с братом пустят. Вон как хозяин смотрел
люто.
Однако как
же брата вновь отпустили в поселок?
— Меня
отпустили по поручению, — ответил он на мой вопрос уже при встрече.
— Поэтому времени у нас немного.
Я
затравленно посмотрела по сторонам.
Занятым
оказались пара столиков.
Семья:
отец, мать, пару ребятишек. Забавные такие. Собака в корзине. Либо
ждут поезд, либо уже прибыли и ждут транспорт до следующей своей
точки путешествия.
Молодая
пара. Теплые взгляды, легкие касания рук, словно невзначай.
Романтика.
— Мирелла,
— твердо произнес брат, особо растягивая рычащий звук. — Что вчера
еще было?
Я сжала
губы, поправила салфетку на столе. Вновь бросила взгляд на парочку
через три столика от нас.
— Ну, —
процедил Фонсо.
Долго
проверять его терпение не стоило. Иначе вспылит так, что мало мне
не покажется.
Пришлось
вкратце рассказать, что еще вчера произошло. Правда, все же
упустила несколько моментов, потому как я попросту не могла их
выдать. Но даже того, что выдала, хватило, чтобы братец вскипел.
Покраснел, заиграл желваками, сжал руки в кулаки и начал
возмущаться:
— Ты куда
влезла, Хвостик? Разрывай все договоренности с этим следователем и
больше никуда не суйся!
Легко
сказать, разрывай.
— Только не
говори, что у вас договор заключен как положено, — прошипел
брат.
— Хорошо,
не буду, — спокойно согласилась я.
По
потемневшему взгляду Фонсо поняла — сейчас что-то будет. И очень
неприятное, в отличие от предложения мэтра Промба, который также
желал меня оградить от Падуану. И чем он им всем не
угодил?
— Ну раз
так… — протянул брат, — то придется рассказать отцу. Только он
может помочь тебе расторгнуть договор без последствий.
Тело словно
сковало льдом, при этом щеки запылали. И в ушах так «Бух! Бух!»
застучала, зашумела кровь.
В
пересохшем рту язык еле ворочался, поэтому произносимое мною
звучало глухо и скомкано:
— Ты не
посмеешь.
— А ты не
вынуждай меня, Хвостик. — Настроение у Фонсо поднялось, он даже
улыбаться начал.
Наконец
ступор прошел. Я встряхнула руками, по которым побежали иголочки
после онемения, и сказала:
— Если ты
обратишься к отцу, то я буду считать тебя предателем. И не
прощу.
Улыбка с
лица брата ушла, и он вернул мне мои же слова:
— Ты не
посмеешь.
— Не
вынуждай меня, братец.
Он вновь с
силой сжал кулаки, лежащие на столе. Проходящий мимо официант
предпочел сделать круг, а не приближаться к нам.