Парк Чудес открыт, его восстановили быстро. Нельзя лишать удовольствия детишек, да и взрослых, которые хотят прокатиться с «русских горок», промчаться по бушующим волнам и свалиться с высоты под рев вулкана. А что же «Эль Дьябло»? «Эль Дьябло» снова работает – почему бы и нет? Это всего лишь один из аттракционов, причем, один из самых безопасных. Вы можете пойти в парк и удостовериться в этом хоть сегодня.
Я спешу. Я должен успеть. Потому что скоро я засну. Засну так же, как большинство людей, которые ходят по улицам, и разговаривают, и смеются, и едят, и любят друг друга. И при этом спят, не видят того, что способны увидеть лишь бодрствующие .
Дьябло заснул. Может быть, он будет спать теперь пятьсот лет. А может, и меньше, потому что мы не дали ему насытиться. Не дай вам Бог увидеть, как он проснется от голода.
Потому что когда-нибудь он проснется снова. Обязательно. Так было всегда.
Gaudium magnum annuntio vobis. Habemus carneficem. [6]
1
День Дьявола начался вполне обычно. Не было с утра никаких предвестников того, что он так ужасно закончится. Будильник запищал в семь ноль-ноль, паразит. Заголосил визгливо и даже скандально – как всегда, не вовремя, в серединке самого интересного сна.
Мне снилась девчонка – та самая, черненькая. Самая симпатичная из испанок. Единственная из испанок, которая запала мне в душу.
Черт возьми, никогда не думал, что влюблюсь в испанку. Мне никогда не нравились яркие брюнетки. В моем представлении, образу яркой брюнетки обычно сопутствуют тяжелые бедра, пышная грудь, животик – если не круглый, то начинающий круглеть. И, простите, запах пота, перебиваемый наслоениями вылитых в неумеренном количестве дорогих духов. Таково большинство испанок, даже если они перекрашены в блондинистые цвета. Это не в моем вкусе.
Там, дома, у меня были девушки.
Все еще называю Россию своим домом, никак не могу отвыкнуть. А может, и не надо отвыкать? Мне до сих пор бывает страшно при мысли о том, что я не вернусь в Россию. И страшно подумать, что вернусь туда снова. Я живу в Испании уже больше года, я еще не гражданин этой страны, но у меня есть вид на жительство. Я знаю, что стану гражданином Испании. Но прошлая жизнь – она всегда с тобой, она возвращается к тебе по ночам. До сих пор порою во сне я иду по горам Карабаха, где служил в армии, медленно ставлю ноги на неустойчивые камни горной тропинки под блеклым небом, спаленным жарой, и спиной чувствую дуло автомата – азербайджанского ли, армянского, какая разница? Это был наш долг тогда, в конце восьмидесятых – ходить под пулями, чтобы два народа не стреляли друг в друга. Миротворческие силы – вот как это называлось. А они все равно стреляли, их уже ничто не могло остановить. Они стреляли, а мы находились меж двух огней. Мы ловили свои пули. И если бы мне кто-нибудь сказал тогда, что через десять лет я буду жить в Барселоне, и спокойно бродить по улицам в полночь, и смотреть, задрав голову, на звезды, глядящие с черного южного неба в колодцы улиц Готического Квартала, и хлопать по спине человека, с которым только что познакомился в баре, и разговаривать с ним об игре «Реала», я бы засмеялся. У меня была тогда только одна программа-минимум – выжить.