Сама удивляюсь, почему после этого я терпела его так долго.
Наверное, надеялась, что он все-таки образумится и возьмет себя в
руки. Но нет. Вадим ударился в депрессию. Так показательно страдал
и переживал, что у меня язык не поворачивался упрекнуть его в
тунеядстве и пьянстве.
В редкие дни, когда Вадим был трезв, я пыталась начать непростой
разговор. Уговаривала его обратиться к врачу, обещала заплатить
любые деньги за лечение. Вадим плакал навзрыд, клялся, что это был
последний срыв, просил не бросать его в такой тяжелый период. Но
держался максимум неделю, после чего все возвращалось на круги
своя.
Понятия не имею, где он доставал деньги на выпивку. Свои
нехитрые драгоценности и банковскую карту я давно хранила в сейфе
на работе, а бытовой техники у нас в квартире было минимум.
По-моему, иногда Вадим подрабатывал грузчиком в ближайшем магазине.
Правда, оплату брал, так сказать, натурой, то бишь, бутылкой.
Не в силах лицезреть его в таком виде и терпеть несвязные речи,
я вновь начала задерживаться на работе допоздна. Когда я приходила
— он обычно уже спал, сотрясая храпом стены единственной комнаты в
нашей квартире. И я устраивалась на диванчике в кухне.
С таким рвением к работе меня быстро повысили до начальника
отдела. Но об этом я мужу, по вполне понятным причинам, не
рассказала. К тому моменту я была сыта по горло его пьяными
ревнивыми сценами и ежедневным лицезрением опухшей морды лица. В
постели, по вполне понятным причинам, мы больше не пересекались.
Все-таки моя брезгливость оказалась выше чувства супружеского
долга. И я просто не представляла, как с этим сизым от алкоголя
чудовищем заниматься сексом.
Но на развод я по-прежнему не подавала. Наверное, слишком
сильной была установка, вбитая в голову с детства, — лучше плохой
мужик, чем никакого. И слишком стыдно мне было перед родителями,
которые из-за нашей свадьбы лишь несколько месяцев как избавились
от кредитной кабалы.
Однако любому терпению рано или поздно приходит конец. Моя чаша
переполнилась в тот день, когда я вернулась однажды пораньше с
работы и обнаружила своего благоверного, распивающего водку на
кухне с почти не одетой дамой, на лице которой были видны следы
неумеренных многочисленных возлияний.
Да, пять лет этого неудачного брака изменили меня до
неузнаваемости. Больше я не была скромной тихой
девочкой-отличницей, не смеющей повысить голос. Впрочем, я и не
орала на этот раз. Тихо сказала, чтобы Вадим собирал вещи. И чтоб
ноги его больше не было в моей квартире. Ему хватило наглости
полезть со мной в драку. Правда, он был настолько пьян, что сделал
всего шаг, после чего запнулся и упал, врезавшись лбом в дверной
косяк.