Эти шли к ним как на параде, торжественно, степенно. Их было уже несколько десятков. Проходя вдоль стены аэропорта, к центральной колонне «парада» присоединялись дополнительные мини-колонны этих, с глазами мертвее, чем у падали. Куда бежать? Чудовища и впереди, и сбоку, ими полон аэропорт за спиной. Они сделали то, что сделал бы любой человек, – прижались к стене. «Парад» виден уже как на ладони. Можно рассмотреть перекошенные лица, покрытые сеткой фиолетовых жил, красные, как мясо, глаза без зрачков. Кажется, игра подходит к концу.
Но жизнь доказала, что она устроена интереснее любой игры. Вдали засигналил белый тупоносый автобус с двумя желтыми полосами на боках. Увидев такую машину, пассажиры делают недовольные лица и вздыхают: «О, господи, нас повезут к самолету в этом корыте?» Однако ничему еще в жизни они не радовались так, как этому корыту, которое, ворвавшись в самую гущу «парада», сбило троих марширующих. С хрустом перевалив через упавших, автобус сделал широкий разворот, задев при этом еще несколько этих. И подрулил к зданию аэропорта. Чудовища не прибавили хода, они продолжали идти как шли, и их не волновала судьба павших.
Дверь автобуса распахнулась. «Шевелитесь!» – крикнул водитель. Каролина буквально забросила Севу в кабину. Горецкий с Дашей, встав по обеим сторонам дверей, поддержали ее пухлого мужа. Александра замешкалась, мешала слишком узкая юбка, и экипажу пришлось ее подсаживать. Вера, Вика и Аида юркнули в салон ловко.
Когда эти были уже в паре метров, вперед вырвался человек с искалеченной рукой. Из обрывка полосатого рукава торчал обломок кости. «Быстрее!» – заорал водитель, и голос его сорвался. Но Стас пытался запихнуть в автобус Дашу прежде себя. Если бы не его галантность, они бы наверняка выиграли секунду, которой им и не хватило: этот успел царапнуть Дашину шею обломком кости, а другой, целой рукой ухватил ее за волосы. Стюардесса истошно завизжала. Горецкий выстрелил в этого и втащил Дашу внутрь, подхватив за форму. Двери, наконец, закрылись. Даша рухнула в объятия капитана и расплакалась.
– Все-все, успокойся, – Горецкий старался говорить как можно спокойнее, но голос его предательски дрожал.
Зазвенело разбитое стекло. Осколки посыпались на сидящую у окна Вику. Сразу несколько испещренных лиловыми венами рук принялись нетерпеливо ощупывать образовавшуюся дыру. Завизжав, Вика прыгнула в проход между сиденьями.