— Всё хорошо, Алина, — Богдан успокоил девчонку, отошёл в сторону, пропуская отца, показал взглядом, что ничего не нужно и тут же закрыл дверь, отделяя кабинет от приёмной.
— Чего персонал пугаешь? — усмехнулся Богдан, усаживаясь в кресло во главе стола.
— Пусть знает своё место!
— Она знает, — Богдан повёл плечом. Что за манера ставить на место любого, кто попадается под руку, к месту и не к месту, словно на всякий случай, будто секретарша или уборщица случайно забудут, на кого работают.
— Каждый должен знать!
— Бесспорно, — Богдан ухмыльнулся.
— Вот и ты помни, где твоё место!
— Провалами в памяти не страдаю.
— Тогда встал и пошёл отсюда вон!
— Мне доверенность снова показать? — Богдан откинулся на спинку кресла и посмотрел на отца. Неплохо сохранился для своих шестидесяти. Да, расползся, полысел, обрюзг, но в целом — домашний жирный голубь, не орёл, но тоже тварь пернатая.
— Я, по-твоему, не помню, что ты здесь по доверенности моей звезданутой жены?!
— Ты выражения-то выбирай, — Богдан встал, быстрым шагом подошёл к окну, упёрся руками в подоконник, а взглядом в отца. — Тебе она, может, звезданутая жена, а мне мать.
— Да какая она мать?! — набрал воздух в лёгкие Павел Петрович. — Воспитала на мою голову! Одна ерундой страдает со своими салонами, месяца не проходит без «папа дай». Вторая такая же «папа дай», то куртку, то туфли, то институт оплати. Ты отхапать собрался всё, что я наработал, ночами не спал!
— Положим, ночами ты не спал по другой причине, а что и как наработал, покажет аудит.
— Ты хоть понимаешь, какой это удар по репутации компании?
— Я всё отлично понимаю, — Богдан сохранял внешнее хладнокровие, несмотря на единственное желание: послать к чертям всех Усмановых, с отца начать, троюродным пращуром закончить.
За сам факт наличия любовницы Богдан отца не осуждал, понял лет в двадцать, лезть не в своё дело — себе дороже. У кого нет любовницы? Моногамия — непочитаемая нынче добродетель. Однако, всему своё место. Семья — семьёй. Любовница — любовницей. Не нужно смешивать мух и котлеты. Смешал? Ешь, не жалуйся, мол, невкусно.
— Пойдут слухи, разговоры, всё это неполезно для бизнеса, — шипел Павел Петрович.
— Слухи и разговоры идут давно, с того самого дня, как ты не удержал свой стручок, впихнув Танюшке.
— А вот это не твоё дело!