Рэд
кивнул. Он знал. И любой у них в Доме знал. Что
лучше Германа нет на свете человека. Рэд вдруг разглядел, как
сильно выгорел командир — хотя вот уж года три,
а то и больше, в походы с ними
не ходил.
***
— А мне нельзя выбрать другого
проводника? — Кирилл с надеждой смотрел на Сергея
Евгеньевича. — Не такого... агрессивного?
Наставник
покачал головой.
— Боюсь, что нет. Этот парень — решение
Германа, не наше. Кроме того, не уверен, что другой адапт
повел бы себя при знакомстве иначе.
— Хотите сказать, что Герман никого
из них даже здороваться не учил? Только за плечи
хватать, да плеваться?
— Кирюша... — Сергей Евгеньевич вздохнул.
— Я ведь предупреждал. Не жди от адаптов
того же уровня воспитания, что дали вам мы. Этих ребят
растил Герман. А он не педагог, и становиться
им отнюдь не собирался.
— Знаю. Он спортсмен.
— Вот именно. Всю жизнь в хоккей играл,
а не учебники штудировал. Это во-первых,
а во-вторых — в день, когда все случилось, Герману
всего-то семнадцать лет было.
— Как мне сейчас?
— Точно.
— Но вы ведь рассказывали, что
и другие взрослые у них в Доме выжили? Когда все
случилось?
— Поначалу — да.
А потом...
Вспоминать первые страшные годы взрослые
не любили, рассказывали о них скупо. Кирилл знал
лишь то, что в Доме Малютки — так называлось
обиталище будущих адаптов — в день катастрофы Герман
оказался случайно. Зашел к матери, работавшей в этом
самом Доме завхозом.
Мать
на заднем дворе принимала у доставщиков продукты.
А Герман шел по коридору, направлялся
к канцелярии — хотел попросить, чтобы для него
распечатали какой-то документ. Потянул за ручку двери,
и в этот момент все случилось.
Полыхнуло
нестерпимо-ярким светом — катастрофу все взрослые описывали
одинаково — он ослеп и упал.
Мать
Германа погибла. Как и весь почти персонал Дома Малютки.
А дети выжили — кроме тех, чьи кроватки стояли под самыми
окнами. Всего набралось девятнадцать взрослых на сотню
малышей. Не стонущих от ожогов
и не ослепших — восемь.
Из трехэтажного панельного здания выжившие
перебрались в другой Дом, старинный монастырь у «святого»
источника, поближе к природной воде. А через месяц
у ворот Института появилась девушка по имени
Гюзель — до того, как все случилось, работавшая
в Доме Малютки посудомойкой. Она легче всех соратников
переносила наступившую вокруг удушливую жару.