Многосказочный паша - страница 38

Шрифт
Интервал


– Педро, ты живой портрет отца, – сказала она печальным голосом, – но да будет воля Божия. Он дал, Он и взял; я благодарна Ему за Его благость.

Когда мы несколько успокоились от сердечных движений, я просил ее рассказать историю моего отца, и она повторила повествование о своей связи, о которой уже говорила мне прежде.

– Но ты еще не представлен Кларе. Шалунья, верно, не воображала, что имеет любовную связь с двоюродным братцем.

Когда донна Селия позвала ее, я взял смелость обнять прелестную девушку и запечатлеть поцелуй на ее губках. Полные любви и восторга, сели мы на софу? я сидел в середине, и руки обеих лежали в руках моих.

– Теперь я хочу, дорогой Педро, – сказала донна Селия, – услышать историю твоей жизни. Что она была достойна моего сына, в том я уверена наперед.

Я поблагодарил ее за доброе мнение и выразил надежду, что ни прошедшие, ни будущие обстоятельства не переменят его, и начал историю своей жизни следующим образом.

– Историю твоей жизни? – прервал его паша. – Собака смеется нам в бороды, что ли? Что же ты рассказывал нам до сих пор?

– Правду, Ваше Благополучие, – отвечал испанец. – Теперь хочу рассказать историю своей жизни, которую выдумал я для того, чтобы провести донну Селию, но в которой нет ни одного слова справедливого.

– А, понимаю. Этот кафир настоящий кессегу[2], у него из одной истории является другая. Но уже поздно. Смотри же, Мустафа, завтра вечером мы слушаем его снова. Ступай, неверный; муэдзин зовет к молитве.

Испанец вышел, а паша с Мустафой, по призывному крику муэдзина, стали совершать свое вечернее поклонение – фляжке.

Глава IV

На следующий день испанский раб был позван продолжать начатую историю.

– Ваше Благополучие, без сомнения, помните, на чем я остановился вчера вечером? – начал раб.

– О, очень! – отвечал паша. – Ты кончил началом своей истории. Однако же надеюсь, сегодня ты ее кончишь, потому что из рассказанного тобою я уже многое забыл.

– Ваше Благополучие, припомните, что на софе…

– Ты сидел, да и еще в нашем присутствии, – прервал паша, – так велика была наша снисходительность к неверному. Ну, продолжай же свою историю.

– Раб Вашего Благополучия осмеливается с нижайшей покорностью напомнить, что он сидел на софе между своей матерью, донной Селией, и его возлюбленной, донной Кларой.