Иван постарался не слишком вызывающе привлечь внимание посла,
просемафорив рукой. Их заметили. Жером едва заметно кивнул и
чуть-чуть приободрился. Зато все остальные участники собрания,
включая двух эмиров, уставились на их компанию с явным возмущением.
Некоторые даже начали подниматься с явно агрессивными целями.
Забелин, приняв эту реакцию на свой счет, напрягся и вопросительно
уставился на провожатого, но тот лишь пожал плечами.
— Я говорил, что вам не стоило брать женщину на гурти!
Ах, вот оно что. Иван поднял вверх руки с открытыми ладонями,
привлекая к себе внимание.
— Уважаемые одоялы![33] Я понимаю и отчасти разделяю ваше
возмущение попранием традиций! Но сегодня многое идет в разрез с
вековыми традициями. Да и не может быть вековых традиций у этого
нового для нас для всех Мира. Именно из-за того, что никто из нас
не готов идти на уступки друг другу мы сегодня здесь и собрались. У
одного очага собрались представители веками враждующих между собой
племен. Рядом с вашими эмирами сидит посол Содружества народов, с
которым вы вчера вступили в войну. Единственным арбитром в нашем
споре могла бы выступить Цитадель, но их, как я понимаю, не
пригласили. Поэтому я взял на себя смелость, привести сюда
человека, который не только имеет право говорить от имени Цитадели,
но еще и является вдовой вашего бокора. Вы, конечно, можете не
давать ей слова, но выгнав ее, вы получите еще одного врага —
Цитадель. А оно вам надо?
Собравшиеся загомонили, но уже не так решительно. Сжатые кулаки,
пусть не охотно, но разжались. Вставшие вновь усаживались на места.
Гнев сменился простым недовольством.
— Кто этот йуруб, что позволяет себе говорить на гурти раньше
эмира?
Высокий сухощавый хавийя с седой кудрявой бородой и абсолютно
лысой головой остался стоять, широко расставив ноги. Он с вызовом
посмотрел на Ивана, но обращался при этом к сидевшим на
подиуме.
— Почтенный Хазид. Этот йуруб прибыл сюда по моему личному
приглашению, — голос у Дилаги оказался под стать внешнему виду. —
Он, несомненно, нарушил порядок, но только чтобы уберечь нас от
большой ошибки. Я прощаю его, пусть остается.
— Благодарю тебя, эмир. Но он не только твой гость, но и мой
гашанкад. За допущенную дерзость перед лицом старших он непременно
понесет наказание, размер которого определит ему его убар. Но он
прав в том, что нам сейчас не до соблюдения этикета. Пусть
остается. Масул, проследи, чтобы твои люди более не нарушали
порядок! — Авода жестом велел Ивану с Радкой занять свои места
возле убара Сабти.