— Насчет
национальности спорить не буду. Слышал и что не любят вас здесь. Но
вот «бедная» — это вряд ли! — поддел мечом край кожаного мешочка,
неосторожно выглянувшего из-под сиденья. Из прорези посыпались
монеты.
— Значит и
Вы, сэр рыцарь, всего лишь разбойник! — обреченно сказала
Юдифь.
— Вообще-то
уже нет.
— Но ведь и
вы охотитесь за этими деньгами?
— Если
честно, лишь пару минут назад понял, что это. Мы едем в Кангард, на
королевский турнир.
Пришедший в
себя Давид попытался собственным задом замаскировать
мешок.
— Да,
успокойся, папаша! Не нужна нам твоя поклажа. А вот если покормите
— не откажемся.
Закончилось
тем, что бароны и оруженосцы подчистую смели изысканные кошерные
кушанья и своим доброжелательным отношением совсем успокоили
представителей не уважаемого в Нормане фема. Правда, Зубров больше
молчал, изредка поглядывая на бюст Юдифи, зато Феоктистов болтал за
двоих. Во время трапезы заключили с Давидом сделку, по которой ему
отдавали четверых коней, а также оружие и снаряжение убитых
троянцев, а он, по приезде в Кангард, обеспечивал рыцарей
продовольствием, фуражом, двумя шатрами и подставками для щитов.
Лишь две трофейные сабли друзья отдали своим сквайрам, да оставили
себе четвёрку наиболее жилистых коней в качестве
заводных.
Пожалуй,
нужно отметить, что торговаться пришлось около получаса, за время
которого сэр Владимир осознал, за что здесь ненавидят хазар.
Поэтому оставшуюся дорогу он подкалывал Николая, уговорившего Юдифь
поехать с ним в седле:
— Э,
извозчик! А у вас кто платит — седок или кучер? Ты, наверное,
натурой взять хочешь? Так смотри, не продешеви! А то, как бы она у
тебя потом, в виде процентов, последние штаны в Кангарде не сняла.
А то ведь скажет, что так и було!
Правда,
говорилось всё на русском. Все-таки обворожительная внешность
хазарочки не позволяла Феоктистову напрямую оскорблять её. Николая
же Вовкино зубоскальство нисколько не беспокоило. Гораздо больше
волновало, что через торакс он ничего не чувствовал. Осознав,
наконец, как страдает приятель, сэр Волк предложил ему снять
доспехи, мотивировав это тем, что ехать на «груде железа» девушке
не может быть удобно. Сэр Гром переоделся в камзол и блаженно обнял
спутницу, прижавшись к ней намного чувственнее, чем того требовала
дорога. Феоктистов во главе оруженосцев выехал в сторожевую
«подкову».