Все шесть ножек у нее стройные, и когда Умма двигалась, на нее оглядывались даже белые термики, которым еще линять и линять, пока начнут постигать начала прекрасного.
Рожденная «царицей в комбинезоне», Умма могла бы заменить в любой момент Основательницу, если бы та состарилась или погибла. Однако после Второго Осознания царский титул терял значимость. Если раньше каждый из дублеров мечтал занять место в царских покоях, то сейчас все больше молодежи высших стазов отдавали себя науке, философии, миропознанию, строительству, уходили в образователи молодняка… Конечно, желающих на место царицы еще много, но Умма ни за что не согласится превратиться в разжиревшую самку, постоянно откладывающую яйца. К счастью, в их мире, где достаточно одной Основательницы для Племени, понижение рождаемости не грозит.
Умма занималась с упоением всякого рода исследованиями, перепрыгивая с предмета на предмет. У нее ганглий меньше, чем у Оппанта, но, к его удивлению, она преуспевала за счет неиссякаемой энергии и жизнелюбия. Сам Оппант, утомившись за день, заползал в нишу, мечтал отоспаться, а она еще прыгала, вертелась, ходила на голове, верещала и приставала с расспросами.
С ней было трудно, но с ней он был счастлив. Это не червяк, откладывающий яйца, а нежная Умма, жадно мыслящая, полная идей, хоть и нелепейших, жаждущая перестроить жизнь Племени, улучшить, дать всем счастье, решить разом все проблемы.
– Умма, – прошептал он нежно, мучаясь от того, что термы средних стазов, к которым принадлежала Умма, слабо владеют богатейшим идеомоторным языком, – как ты здесь оказалась?
– Плоды равноправия, – ответила она тоже шепотом. – Мы с Длотой первые из женщин в почетной страже, но не последние!
– Глупость это, а не равноправие, – ответил он. – Даже нам, ноостерам, здесь нечего делать. Зачем отбивать корм у воинов?.. Ладно, оставим эти проблемы мудрецам Совета. Ты что делаешь после стражи?
– Наверное, отосплюсь, – предположила она. – Я уже забыла, что это такое…
Внезапно панцирник, что стоял между ними, грозно щелкнул жвалами. Его огромная литая голова повернулась из стороны в сторону. Маленькие глазки, укрытые прочными пластинами, прошлись сперва по Умме, затем по Оппанту. На Оппанте он остановил очень долгий взгляд, и Оппант присел, не в силах смотреть в лютое лицо. Голова панцирника была огромная, крохотные глазки прятались в узеньких щелях, страшные жвалы почти в половину роста Оппанта. Даже туловище, мягкое и незащищенное у других термов, у панцирника укрыто прочным хитином. Это был лютый зверь, легко приходивший в ярость, злобный и подозрительный. Однако панцирники в последние тысячи лет обрели первую форму разума… Совет же предоставил всем стазам равные права. Нет ли и здесь ошибки? Не поспешили ли?