Семеныч не отходил от нее, устроившись на жестком топчане в узкой комнатушке. Тупо смотрел на вытянутую фигуру Кати под одеялом и ждал.
Время превратилось в вязкую, серую паутину, растягивающуюся и сжимающуюся в соответствии с неким, только ему самому понятным, алгоритмом…
«Не трогай ее, – говорил фельдшер, когда заходил в комнату. Он осматривал Катю, выгоняя Семеныча поесть. Но тот выходил за дверь и возвращался обратно. При нем Катя отказывалась общаться с доктором. – Дай ей время».
«Время…» – растерянно молчал Семеныч, думая о том, что в Москве рвет и мечет начальник и волнуется жена, которая не знает, что и думать. Семеныч не звонил им. Он не знал, что сказать. Нельзя рассказать людям, которые послушно ходят на работу и примерно ложатся спать в своих кроватях, что его девушка в беде и отчаянии. Его любимая, уничтожившая город. Его душа, которая рвется. Его музыка, которая вечно звучит в сердце. А оправдываться и лгать у Семеныча почему-то теперь не поворачивался язык. Сейчас все стало неважным, кроме того, чтобы с Катей было все в порядке. Семеныч понимал, что потом лестница значимости снова крутанет своими ступенями, и потом придется себя чувствовать еще хуже. Будет просто омерзительное состояние, когда они вернутся. Ведь, наверняка, его все потеряли в сгоревшем городе. А телефон Семеныч отключил. Ложь зачастую мучает хороших людей, заставляя их лгать еще больше. Словно яма, которую, чем больше роешь, тем больше она становится, превращаясь в пропасть или собственную могилу.
С бог знает, каким по счету рассветом, в комнатке без окон, Катя откинула одеяло с плеч и повернулась к Семенычу. Они смотрели друг на друга уставшими глазами, под которыми пролегли глубокие тени.
«Она справилась. Я справился. Мы справимся, – одежда Семеныча была сильно измята, на лице щетина. Он поднялся с топчана и подошел. Встав на колени возле постели, Семеныч носом дотронулся до Катиной щеки.
– Вижу, дела налаживаются, – неслышно вошел в комнату фельдшер. Они обернулись. – Баня истоплена. Завтрак горячий. Подъем.
* * *
– Семеныч, а где ты машину взял? – Катя расположилась у него на коленях, водя пальцем по черточкам его лица. Она склоняла голову то на один бок, то на другой, заглядывая Семенычу в глаза. Он сидел на земле, привалившись спиной к шершавой коре толстого дерева.