– Это твой!
– Пошли, – зловеще сказал мне лейтенант, забирая с подоконника стопку «элитарных» досье.
В этот момент в кабинет вошел другой разночинец – прапорщик внутренних войск, сунул под мышку свою кипу картонок, среди которых находилось и мое подметное «дело».
Меня отконвоировали в толпу одинаково лысых молодых людей, плотно толпившихся в зале, после чего старший лейтенант зачитал фамилии пятерых особо отмеченных, в состав которых моей коварной волей был зачислен послушно вышедший из толпы розовощекий двухметрового роста Подколозин.
Огласив список, лейтенант придирчиво осмотрел свою пятерку, не узрев в ней меня, скользнул по толпе испытующим взором, но, так и не отыскав среди однообразия лысых голов искомую, принялся перебирать свои папки, идентифицируя личности подведомственных ему призывников.
В этот момент прапорщик, собиравший свою команду, выкрикнул:
– Подкопаев!
И я пошел на зов, искоса наблюдая за действиями лейтенанта, кто, претерпев некоторое раздумье, повел свою пятерку на выход, озабоченно почесывая подбородок.
У двери, ведущей на лестницу, он обернулся в сторону кабинета, из которого вышел капитан-распределитель с высокомерно-отрешенным выражением физиономии, и, оценив, видимо, данное выражение, лейтенант усмехнулся понятливо, мигом все свои сомнения отринув.
Дверь за ним закрылась, и он исчез из моей жизни навсегда вместе с новобранцем Подколозиным, чьей судьбой я столь небрежно и внезапно распорядился. Впрочем, не на казнь же его вели, этого Подколозина…
Время приближалось к полуночи, когда автобус доставил нас – группу из десяти человек, возглавляемую прапорщиком, – к Казанскому вокзалу, откуда я позвонил по телефону домой.
– Где ты? – донесся взволнованный голос матери.
– А тебе не звонили?
– Нет…
– Я в армии, мама. Передай привет прокуратуре. Свидетель отныне занят ратным трудом.
– Вот подонки!.. Подонки!..
Через хрипы в мембране я услышал ее плач и внезапно едва не разревелся сам, однако, взяв себя в руки, проронил:
– Поезд через десять минут. Едем в Ростов-на-Дону. Внутренние войска. Все. Прибуду на место – напишу.
– Но как же… – донеслось с отчаянием.
– Все. Целую. И не затевай никакого скандала. Ни в коем случае. Иначе – труба!
– Я поняла…
– Очень надеюсь, что поняла.
– Хорош тереть, – тронул меня за рукав прапорщик. – Раньше, что ли, времени не было?