Через контрольные пункты всегда проходил с легкостью, езжу налегке, но на этот раз проверяли долго и скрупулезно. За пуленепробиваемым стеклом рядом с угрюмым таможенником увидел двух рослых парней в форме юсовской армии. Таможенник хмурился, задавал вопросы раздраженным голосом, сгоняя злость на мне, на лице было написано крупными буквами, что если бы земля сейчас разверзлась и дьявол утащил бы обоих юсовцев в ад, он тут же поставит свечку перед иконой дьявола.
– Что-то случилось? – спросил я.
– Ничего не случилось, – буркнул он.
– Но эти двое за спиной… Боевиков ловят?
Он ответил зло:
– Если бы!.. Теперь всегда будут здесь. Это называется – берут аэропорт под свою защиту!
– Да, – сказал я, – мне это что-то напоминает.
– Что? – спросил он невольно.
– Они эту защиту не называют попросту крышей?
Он покосился на них, пробормотал:
– Да, еще те бандиты… Братки рядом с ними – ангелы.
Я сунул документы обратно в карман, юсовцы провожали меня сонно-равнодушными взглядами. Они приехали в Россию, читалось на их лицах, потому что здесь можно безнаказанно насиловать русских женщин, а жалованье здесь платят впятеро больше, ибо приравнено к боевым условиям. Они и будут насиловать, развлекаться, а документы пусть у этих русских свиней проверяют другие русские свиньи. Понятно же, что любые боевики разбегутся уже при виде формы доблестной американской армии…
Мечтайте, ребята, подумал я зло, мечтайте. Ваши матери получат вас обратно в свинцовых гробах. Может, кто-то из ваших младших братьев вырастет умнее.
Взял такси, цены за две недели подскочили на треть, за всю дорогу остановили дважды. Правда, второй раз проверяли почти полчаса, даже шины просвечивали специальным фонариком, а все трубы простукивали, но отпустили на все четыре без лишних вопросов.
На веранде пусто, я нарочито прошел через нее, хотя сегодня суббота, могли бы и посидеть за чаем. Дома я принял душ, позвонил Лютовому:
– Привет, это я, Бравлин… Да, уже вернулся… Потом расскажу, лучше вы скажите, как там Марьянка?
Из трубки прозвучал негромкий холодноватый, это его обычный тон, голос:
– Уже выписали. Вчера привезли домой. Ничего серьезного, только психический шок. Ни с кем не хочет разговаривать…
– Эх, черт!
– Да, теперь она… словом, замкнулась. Помните, всегда всем улыбалась, как солнышко. И со всеми в доме здоровалась.