– Двадцать лет – рано?! –
рявкнул отец, резко затормозив. – Твоя
мать в двадцать тебя уже ходить учила.
И лучше бы на этом и остановилась! –
махнул он свободной рукой и потащил
меня дальше, пропуская мимо ушей мои
увещевания.
Мы вышли, точнее выскочили на
дорогу, ведущую прямиком к воротам. В
этот час они уже были распахнуты: многие
горожане уходили на реку, в лес и на
поля, которые находились за надёжными
стенами Остловки.
– Пап, пожалуйста...
Отец замедлил шаг, позволив
мне перевести дыхание и осознать, как
же сильно ноет рука, за которую он тянул
меня всю дорогу.
– Доброе утро, – обратился
он к стоявшим на воротах парням. Те
поприветствовали его, вытянувшись по
струнке и приложив ладони к краям
козырьков своих картузов.
– Мы можем здесь весь день
проторчать, лучше пошли домой и спокойно
поговорим.
– Я устал с тобой говорить, –
рыкнул папа.
– К нам только купцы иногда
заезжают по делам, – наседала я.
– Вот и отдам тебя за самого
удачливого купца, – заявил родитель,
подведя к воротам. – Кто-нибудь уже
проезжал? – спросил он у стражей.
– Нет, – ответил один из них.
Папа выглянул за ворота,
продолжая крепко держать меня за руку,
не давая мне призрачной надежды на
бегство. Широкая дорога бурым полотном
простиралась вдаль, со временем истончаясь
и превращаясь в точку. И из этой точки
что-то двигалось к нам.
Папа приложил ладонь ко лбу,
прикрывая глаза от солнца, и вгляделся
в даль.
У меня сердце замерло в груди.
Я последовала его примеру: приложила
не обременённую отцовской бдительностью
ладонь ко лбу и стала вглядываться в
увеличивающуюся на горизонте точку.
– Кто-то едет, – с облегчением
выдохнул отец, опустив руку. – Так что
недолго тебе осталось в девках ходить.
– Пап!
Щёки лизнул огонь. Стражники
давились смешками – бесспорно, слова
отца достигли их ушей.
Время тянулось нестерпимо
долго. Мы словно бельмо на глазу стояли
перед распахнутыми воротами, ожидая
гостя, только угощений, музыки и ковровой
дорожки не хватало, чтобы обставить всё
на должном уровне.
Точка на горизонте медленно,
но уверенно росла, приближаясь к нам.
Наконец стало ясно, что это не торговый
обоз, а не особо спешащий в Остловку
путник, который не поддавался моим
мысленным уговорам свернуть на одну из
троп, уходящих в лес или в поле, а лучше
к реке, чтобы там освежиться, не потеряв
ни единой монеты в местном трактире или
гостинице. С чужаков у нас три шкуры
сдерут, не моргнув и глазом.