Меж тем появился граф де Пейрак, сопровождаемый голландцем и французом, которые остановили его, когда он сошел на берег.
Они слышали заявления Адемара о котлах войны.
– Думаю, этот малый прав, – сказал француз. – Сейчас ходит много разговоров о том, что абенаки скоро отправятся в поход, чтобы наказать обнаглевших англичан. А вы, Кастин, с вашими эчеминами с ними пойдете?
Барон, казалось, был раздосадован. Во всяком случае, на этот вопрос он не ответил. Он поклонился графу, тот же дружески пожал ему руку.
Затем Жоффрей де Пейрак представил своих спутников жене.
Голландца звали Питер Богген.
Вторым был Бертран Дефур, который вместе с тремя братьями владел концессией на перешейке в самой глубине Французского залива[2].
Этому широкоплечему пикардийцу, с лицом, словно вырезанным из обожженного солнцем дерева, видимо, уже очень давно не доводилось выражать почтение красивой женщине.
Сначала он, казалось, смутился, но природная простота придала ему смелости, и он отвесил Анжелике низкий поклон.
– Это надо отпраздновать, – сказал он. – Пойдемте выпьем.
За их спинами вдруг раздался какой-то хрип. Все повернули головы.
Солдат Адемар тяжело привалился к двери, с ужасом глядя на Анжелику.
– Дьяволица, – пролепетал он. – Это… это она! Вы мне ничего не сказали. Это нечестно. Почему вы не предупредили меня сразу, господин лейтенант?
Сен-Кастин гневно зарычал.
Схватив солдата, он крепко пнул его под зад, и тот покатился по пыльной земле.
– Черт бы побрал этого кретина! – сказал барон, задыхаясь от ярости.
– Откуда взялось это чудо природы? – спросил Пейрак.
– А кто его знает! Вот что нам теперь присылают из Квебека. Они что, думают, что нам в Канаде нужны солдаты, которые все время потеют от страха?..
– Успокойтесь, господин де Сен-Кастин, – молвила Анжелика, коснувшись его руки. – Я понимаю, что хотел сказать этот бедняга. – Тут она не удержалась от смеха. – Право же, он так забавно таращил глаза. Это не его вина. Его напугали ходящие по Канаде зловредные слухи, и тут уж я бессильна. Повторяю: это не его вина.
– Стало быть, вы, сударыня, не считаете себя оскорбленной? Правда не считаете? – настаивал Сен-Кастин, ломая руки от порожденного его южным темпераментом избытка чувств. – Ах, будь прокляты все эти идиоты, которые, пользуясь тем, что вы далеко и ваше имя окутывает тайна, распространяют о вас всякую оскорбительную чепуху.