– Теперь, когда я вышла из лесов, мне надлежит постараться опровергнуть ее. Для этого я и сопровождаю моего мужа в его поездке на побережье. Я хочу, чтобы к нашему возвращению в Вапассу вся Акадия была убеждена если не в моей святости – нет, прослыть святой я не хочу, – то в том, что я совершенно безобидна.
– Что до меня, то я в этом уже убежден, – сказал могучий пикардиец Дефур, прижав руку к сердцу.
– Вы оба настоящие друзья, – с признательностью сказала Анжелика.
И, положив руки им на плечи, одарила каждого из них одной из своих чарующих улыбок, секрет которых был известен только ей. Она знала, что, подарив им обоим свою дружбу, может связать воедино аристократа Сен-Кастина и славного пикардийского крестьянина Дефура, которых принадлежность к неистовой и дикой земле Акадии сделала братьями. Пейрак смотрел, как она тащит их к двери, по-свойски смеясь вместе с ними.
– Знаете ли, дорогие друзья, – сказала она, – для женщины не так уж неприятно, если ее считают дьявольским созданием. Этими словами мужчины как бы воздают должное ее силе, которую в других случаях они часто не признают. Так что бедняга Адемар не заслужил столь грубого обращения… А теперь, прошу вас, давайте не будем больше об этом говорить и пойдемте выпьем пива. Я умираю от жажды.
Во втором зале фактории они расселись вокруг стола и принялись игриво обсуждать ситуации важные и, как многие бы сказали, драматические, но в их устах они казались пустяковыми, почти комичными.
Голландец, вновь обретя в обществе французов столь свойственную уроженцам Фландрии веселость, выставил на стол стаканы, кружки и кувшины с пивом, ромом и водкой, а также оплетенную бутылку крепкого красного вина из Испании, которую он недавно получил в обмен на пушнину на пиратском корабле, случайно заплывшем в устье Кеннебека из Карибского моря.
Улыбаясь, Пейрак краем уха слушал их разговор и неотрывно смотрел на Анжелику. Плененный многогранностью ее женской натуры, он вспоминал, как когда-то в Тулузе она одной-единственной улыбкой и несколькими словами делала своими рабами его самых преданных друзей, и с той минуты они были готовы отдать за нее жизнь. Он вновь открывал для себя ее живой веселый ум, который жизненный опыт сделал более зрелым, несравненное изящество ее жестов, очарование ее остроумия.