Чувствую, как полыхают щеки на моем бледном лице, эти два алых пятна не скроешь. Отвожу глаза в сторону, пытаюсь взять себя в руки, хреново получается. Я вновь смотрю на Адама, потому что он спрыгивает и поворачивается ко мне лицом.
Со своим венком в руках я тут совсем не к месту. Топчусь, готовая провалиться сквозь землю. Адам секунду растерянно на меня смотрит, вынимает из одного уха беспроводный наушник. Лоб блестит от пота, темные волосы прилипли, грудь размеренно поднимается и опускается. Он снимает с рук митенки, бросает их на скамейку для пресса, берет с велотренажера полотенце и вытирает лицо.
— Я звонила, когда выезжала. Вы не ответили. Думала, доеду за час, попала в жуткую пробку. Это была плохая идея встретиться тридцать первого декабря. Извините, ради бога. Вот венок, и я поеду, не буду вас отвлекать. — Я готова тарахтеть без умолку и одновременно молчать. Пока у меня преобладает чрезмерная говорливость.
— Чай? Кофе? — Ощущение, что Адам только сейчас осознал мое присутствие. Пить хочется, от волнения у меня до сих пор сухо во рту. Согласно киваю, он вопросительно приподнимает бровь.
— Чай.
— Хорошо. Позвольте вас оставить на десять минут, — указывает на дверь за спиной, я поворачиваюсь, затылком чувствуя внезапный жар. У меня даже волосы приподнимаются от напряжения. Смотрю через плечо на мужчину, поспешно отвожу глаза в сторону. Его взгляд пугает до мурашек — какой-то демонический, черный, затягивающий в свой омут.
— Иван, — обращается к водителю, тот материализуется, словно из воздуха. — Проводи гостью в столовую. И две чашки чая.
— Хорошо, Адам Сулимович. — Иван улыбается, вновь меня куда-то ведет. Я не оглядываюсь, борюсь с этим желанием, мне достаточно того, что взгляд Адама чувствую до тех пор, пока не скрываюсь за поворотом. Сразу становится легче дышать, сердце обретает свой умеренный ритм.
Меня приводят в просторную столовую, оформленную в светлых тонах, с белой мебелью. Присаживаюсь за стол, положив несчастный венок на соседний стул. Он тут будет выделяться, потому что я не вижу новогоднего декора, даже не чувствую запаха елки и мандаринов.
В одиночестве нахожусь недолго, входит молодая женщина с подносом. Передо мной появляется чашка. Чайник, сахарницу ставят там, где, видимо, сидит хозяин. Как только прислуга удаляется, приходит Адам.