– Капитан – страшный эгоист; он обращается с нами, как с лакеями. Он платит нам хорошо, но все удовольствия приходятся на его долю.
– Черт возьми! – отвечал другой голос. – С него мало красивой синьоры, которую он отнял у нашего покойного капитана и держит под замком, как сокровище. Он хочет завладеть еще белокурой англичанкой, которую мы захватили ночью.
– Ах, – продолжал первый, – она так прекрасна, эта англичанка!
Леона слушала, бледная и задыхающаяся; яд ревности терзал ее сердце. Голоса удалились, и она ничего более не слыхала.
Что перечувствовала Леона, невозможно описать; когда вошел сторож, она стала перед ним на колени.
– Дай мне кинжал, – молила она, – я хочу умереть… Если ты любил, если ты страдал, то ты поймешь мои мучения. Сжалься надо мною!
– Я пойду и скажу капитану, – проговорил тронутый разбойник.
Если Гонтран не зверь, то он придет, услышав эти слова, полные отчаяния, которые ему должен был передать разбойник.
И Гонтран действительно пришел. Увидев его, Леона радостно вскрикнула и, открыв объятия, бросилась ему навстречу; но Гонтран жестом остановил ее.
– Что угодно вам от меня, сударыня? – спросил он.
– Я хочу просить вас положить конец моим мучениям, – ответила она.
– Вы страдаете? – язвительно спросил Гонтран.
– Адски.
– Отчего же это, Боже мой?
Она взглянула на него тем выразительным и глубоким взглядом, который столько раз заставлял его вздрагивать от неизъяснимого блаженства. Леона упала пред ним на колени и взяла его руку:
– Смотри, – сказала она, прикладывая ее к своей груди, – достаточно ли вы отмщены?
Маркиз вздрогнул, но лицо его оставалось бесстрастным.
– Вы ошибаетесь, – сказал он, – вы любите не меня, а Джузеппе.
– Да, – вскричала она горько и гневно, – я вас люблю, я боюсь за вас и за себя. За себя, потому, что я достигла последних границ преступления и порочности, и только любовь такого человека, как вы, которого я прежде презирала и попирала ногами, могла бы исправить меня…
– Хорошо, – улыбнулся Гонтран, – чем же вы докажете, что любите меня?
Его улыбка была так зла, что у Леоны закружилась голова. Вошел Джакомо, он был невредим. Леона вскрикнула и, обвив руками шею Гонтрана, прошептала:
– Я люблю тебя!
Эта развратная и грубая натура подчинялась влиянию самых гнусных страстей; она была очарована, порабощена силой характера Гонтрана: как дикий зверь смиряется под взглядом своего укротителя.