- Угу, - ухмыляется Григорий, - скоро
плакать будет.
Молодой подполковник пытается лихо
покинуть машину. Жаль появление терпит полное фиаско. Сияющие от
крема сапоги погружаются в вязкое болото грязи. Первая же попытка
высвободить ногу оборачивается увязшей в месиве обуви.
- Осторожнее, - виновато улыбаясь,
подскочивший майор успевает подхватить чуть не упавшего Швецова. –
Простите, мы не так давно вернулись с Курхистана, еще не
обжились.
По строю прокатываются первые, пока
еще сдерживаемые, смешки. Улыбка Максима становится совсем уж
натянутой.
- Это то, о чем я думаю? – в попытках
лучше рассмотреть новое начальство, невысокий Вячеслав даже на
носки приподнимается.
- Хватило же совести напялить, - тихо
рычит закипающий Григорий.
На лицо ветерана войны с восставшими
горными амирами падает тень. На чужом офицере, за всю войну ни разу
пороху не нюхавшему, сверкает серебром Курхский крест. А ведь из
батальона никто даже из ротмистров не получает наград…
Пауза и молчание Алексея Швецова
становятся до неприличия затянутыми. Драгуны стоят, в открытую
гомоня и перешучиваясь, пожираемые потерянными и одновременно злыми
глазами подполковника. Худшее не променять уютные и
комфортабельные помещения штаба на свалку. Худшее – признать в
глубине души правоту старой баронессы.
«Меня выкинули как плешивого пса», -
трясясь от злобы и собственного бессилия, понимает
офицер.
Невероятными усилиями Швецов
хватается за внутренний стержень и выпрямляется. В конечном счете,
это первые мгновения в настоящей боевой части. Не время
отчаиваться.
- Равняйсь! – гремит раскат
команды.
Батальон продолжает топтаться на
месте. Какой там строй? Большая, сбившаяся в кучу толпа. К тому же
мало обращающая на подполковника внимание. В недоумении, Алексей
поворачивается к начальнику штаба. Тот что-то жестами пытается
объяснить бойцам, но наткнувшись на взгляд командира, превращается
в статую.
- При команде равняйсь, - жестко
пытается довести офицер, - положено выровняться, глядя на носки
стоящего справа от вас.
- Так, а если у него лапа вдвое
больше моего? – хлесткой молнией, обрушившейся на Алексея,
раздается голос из строя. – Мне, тогда как?
Весельчак, под общий хохот, картинно
заглядывая на право, выходит из рядов военнослужащих. Задыхающийся
от такого позерства, подполковник даже не в силах осечь
нарушителя.