На какое-то мгновение наши руки соприкасаются, но тут же
шарахаются в стороны. Бледные пальцы извлекают содержимое, но после
некоторого замешательства кладут на место.
— Я должен огорчить тебя, Зиночка, но это журналистский
текст. А здесь я -пас!
«Удивительное дело, из его речи исчезли раздражавшие меня
причмокивания. Лекторская практика посодействовала?»
— Это важно. Очень.- Я вкладываю в свой голос максимум
проникновенности.
Следует обречённый кивок:
— Хорошо, я попытаюсь...
— Мне нужна информация к завтрашнему дню.
— Но, Зиночка...
— Это вопрос жизни и смерти.
«Господи, вот если бы так я могла разговаривать с
Радиком!»
Женичка склоняет голову- то ли из почтения к серьёзности
заявления, то ли обдумывая, как поделикатнее отказать.
Мы доходим до развилки: одна дорожка ведёт к корпусу, где
находится Женичкина кафедра, другая- на остановку общественного
транспорта. Мы расстаёмся, условившись, что он позвонит мне завтра.
Я дохожу до кованых институтских ворот и не могу не оглянуться: мой
бывший кавалер идёт, повесив голову. Интересно, что его больше
опечалило: встреча с бывшей или перспектива разгребать её
проблемы?
Долго кружу по городу, чтобы избавиться от тревоги. В
Горбатом так темно, что едва успеваю увернуться от столкновения с "
Венерой«, точнее, того, что от неё осталось. Неужели правда, что
подлинная каменная баба хранится где-то в подвалах дома
Горожанкиной? С Алёны станется! Чего стоит этот фонтан в виде
новорожденного. И как это всё связать с пупсом на её
руках?
Нет, не буду больше думать об этом! Но если выкинуть из
головы это дело, то сразу возникнут непрошенные мысли про «оно».
Марго требует моего окончательного ответа. А я каждый раз прошу её
дать мне время на размышление.А она всякий раз талдычит: «С этим
нельзя тянуть!»
ГЛАВА 7
Доктор Хошабо пытался совладать с томительным колебанием за
грудиной. Оно возникло тогда, когда он узнал о гибели Алёны
Горожанкиной. И с тех пор не утихало.
Жена нырнула под одеяло и прижалась к нему, но сделал вид, что
погружён в беспробудный сон.
Позже, когда она уснула, он вспомнил, как увидел Томочку в своём
кабинете полтора года назад. Среднестатистическая, возрастная,
только что собравшая себя по кусочкам после развода. Нет, это был
не его типаж.
Она пришла с дочерью. Перед ним предстало улучшенное,
отредактированное мамино переиздание, и его сердце нырнуло в
мёртвую петлю. Он принял протянутую девочкой ладонь и примерился к
её топографии.