Меня подстерегал второй сюрприз, тоже не из приятных, – ничего из ожидаемого не произошло. Инфоресивер, он же ключ от «Серебряных Врат», наотрез отказался крепиться к виску и окоченевшим пауком упал рядом со мной на кровать, беспомощно задрав вверх три биомагнитные «лапки» и рамку пикра. Я смотрел на инфоресивер, открыв рот от изумления, ибо, прожив на белом свете тридцать с лишним лет, просто не помнил случая, чтобы ключ когда-либо вел себя подобным образом. Для меня это было равносильно тому, как если бы он не упал на кровать, а взлетел в воздух и прилип к потолку. Возможно, на антигравитационных аттракционах такие фокусы считались в порядке вещей, но только не в моем доме.
Я с опаской переложил ключ на ладонь, будто он и впрямь был впавшим в анабиоз ядовитым тарантулом. Обычно подсвеченные зелеными микролайтерами, сейчас биомагниты ключа были матово-черными, словно покрытыми копотью. Я коснулся их пальцем, все еще не веря в происходящее. Только теперь на меня повеяло холодом первого предчувствия грядущей трагедии: ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, ПОТОМУ ЧТО ЭТО НЕВОЗМОЖНО В ПРИНЦИПЕ. Солнце не восходит на западе, а люди не имеют перьев – это аксиома. Инфоресивер работает всегда – это тоже аксиома. Ключ ломается только в случае, если приложить к этому максимум усердия – потоптаться по нему ногами или бросить в огонь.
В любой момент я мог угодить в беду и лишиться зрения или слуха – для игрока в реал-технофайтинг это далеко не призрачная угроза. Однако даже самый простенький инфоресивер легко компенсировал бы мне утраченные чувства. Да что там говорить – для меня ключ всегда олицетворял собой такой же неотъемлемый орган современного человека, как глаза, уши и персон-маркер. Именно посредством инфоресивера я считывал данные с персон-маркера любого встречного незнакомца. Уже через секунду я знал, кто передо мной, его краткую биографию, характер и привычки. Равно как и встречный знал обо мне все что положено.
Но самое главное – ключ открывал для меня «Серебряные Врата». И если простая неисправность инфоресивера приравнивалась к утрате зрения и слуха, утрата связи с «Вратами» была не чем иным, как потерей памяти. Практически полной ее потерей.
Получалось, что в это солнечное летнее утро я одновременно ослеп, оглох и занедужил склерозом.