— Чего? — завис я, не понимая, что происходит. — Вы вообще о
чём?
— Естественно, о том, как ты подверг опасности Ольгу Михайловну
Терентьеву, не дав ей вовремя эвакуироваться и тем самым создав
угрозу жизни и здоровья. Между прочим, это уголовное дело,
расследование которого поручено нашему бюро. — Инспектор расстегнул
кожаную папку и показал мне какую-то бумагу, украшенную тремя
большими синими печатями. — И, поверьте моему опыту, для вас будет
лучше, если вы напишете явку с повинной. Тогда суд учтёт это и
получите по минимуму, может, даже вообще условкой отделаетесь. Ну а
если нет, то до семи лет общего режима.
Я молча хлопал глазами, не понимая, что происходит. Ведь эта
стерва меня задержала в зале, не дав добраться до убежища, так мало
того, ещё и в спину толкнула, подставив под упыря. Это её судить
должны, она же из богоборцев, это её обязанность биться с разными
монстрами, а не меня обвинять! Слова инспектора настолько не
вязались с моей картиной мира, что я решил, что ещё сплю, и
украдкой ущипнул себя за ногу. Даже переборщил немного, больно было
так, что я даже поморщился. Видимо «нюхач» принял это на свой счёт,
потому как на его лице мелькнула гримаса раздражения, но тут же
скрылась за фальшивой сочувствующей улыбкой.
— Пойми, — Мочинский наклонился ко мне, перейдя на доверительный
шёпот, — дело простое, твоя вина уже доказана. Твои коллеги уже
дали показания, и все утверждают, что ты специально не дал девушке
уйти. Мол, из личной неприязни и зависти к её материальному
положению. Решил таким образом восстановить социальную
справедливость. Лично я в это не верю, однако все факты против
тебя. Начнёшь отпираться, судья накрутит по максимуму, тебе оно
надо, всю молодость провести на зоне? Напиши, что так и так, мол.
Испугался, растерялся, не знал, что делать. Инструкция вылетела из
головы. Спишут на состояние аффекта и получишь по минимуму.
Согласись, условка лучше пяти лет отсидки. А там всего через год
судимость погасится, и всё, ты чист перед людьми и законом.
— Подождите! — от волнения голос у меня дал петуха, и получился
настолько жалкий писк, что я покраснел до корней волос. — Кх-кхм.
Стойте! Но я же ничего такого не делал! За что меня судить?! Это
она, эта… как её… Терентьева толкнула меня…
— Советую следить, что говоришь, особенно когда речь идёт об
уважаемых людях, — тут же нахмурился Мочинский. — И уж тем более
воздержаться от голословных обвинений. Этим ты лишь усугубишь своё
положение.