— Давай я тебе кочергу в зад вставлю и предложу расслабиться.
— Я еще не готов к таким близким отношениям, — еле выговаривает он, полностью опускаясь на меня, входя своей кувалдой до самого конца. И я кричу, реву, а он мне рот закрывает, слезы слизывает. – Да потерпи ты, должно пройти.
— А не проходит, — ною я, ладонь его кусая, а он выдыхает хрипло и пытается член достать, а мне еще больнее. – Отрастят себе чудовищ, а потом девушек невинных насилуют.
— Ну уже и невинных, — целует он меня снова и двигаться пытается, а я челюсти сжимаю. Пытаюсь хоть как-то к ощущению привыкнуть, когда тебя рвут изнутри.
И тут в дверь стучат так громко, что мы вздрагиваем.
— Лом! Там Костя приехал. Утро уже, пора Самсонову звонить.
Утро? Темно же было!
Богдан словно вспоминает что – то, пытается встать, а я в него вцепляюсь.
— И ты меня так оставишь?
— Ну я еще вернусь, не переживай. Закончим начатое. – он еле выходит. – Да не дуйся, все равно нормально потрахаться не получится. Сходи в душ. Сейчас заживет все. Эй!
В него летит подушка, затем лампа прикроватная, которая разбивается об дверь Книги, что рядом с кроватью лежат.
— Больная что ли?!
— Да свали ты уже к своим Димам и Костям, а меня в покое оставь!
— Аня!
Я чувствую, как ярость и обида, смешенные с болью внутренности скручивает. Отворачиваюсь от этого бесчувственного гордона, желая только того, чтобы он остался и погладил меня, обнял, сказал, что я еще получу удовольствие и это только первый раз, а он… Придурок. Дверью хлопает, еще и кидая мне напоследок:
- Истеричка.
Лучше бы он меня изнасиловал. Лучше бы я сопротивлялась, так я хотя бы не ощущала себя виноватой во всем. В том, как мне больно, в том, что я отдала ему так просто столь дорогое и ценное.
Блин, какая же я дура, — утыкаюсь в подушку и вою белугой.
Деньги важнее всего. Месть важнее всего. Цель важнее всего. Именно эту молитву я шепчу себе как безумный, пока хватаю джинсы, футболку, кроссовки и бегу вон. От ее запаха. От тела, что казалось созданием дьявола. От глаз, что так просили не делать больно. От ощущений внутри нее, когда единственное желание — чтобы это никогда не заканчивалось. Блядь, блядь, блядь. Ведь знал, что не надо ее трогать, знал, что не стоит вестись на соблазнительную грудь, которую сотни раз представлял в своих фантазиях, на плоский животик с аккуратненьким пупочком. От розовой развилки, покрытой мягкой порослью. Сука. И почему Самсонова? Еще никогда соблазн остаться с телкой, а не бежать по делам не был столь сильным. Но я пересилил себя, оставил это яблоко раздора одну, чтобы не думала, что она своим телом способна заставить меня свернуть с пути истинного.