До этого момента я не чувствовала ничего, наверное, потому, что никаких необычных физического свойства ощущений просто не было. Сейчас меня пронзила резкая боль. Кашель душил, в глазах все расплывалось, и к алым каплям упал очередной выплюнутый сгусток, показавшийся на белом почти черным.
- Вставай.
Только теперь, ослеплённая болью и испуганная, я увидела сапоги. Кто-то стоял надо мной, согнутой от боли. И требовательность голоса не оставляла сомнений, что вовсе не для того, чтобы мне помочь.
Очнувшись в ужасе, панике, дрожащей от реально ощущаемой боли, я не смогла на этот раз сделать вид, что ничего со мной не произошло. Я закричала и заплакала. У меня случилось настоящая истерика. Хотя воображаемая боль очень быстро прекратилась, я вовсе не хотела больше испытывать и видеть эти странные картины, преследовавшие меня. И как от них избавиться, я не представляла.
Слава Богу, мне хватило чутья не рассказывать никому о том, что я вижу. И в этот раз я каким-то чудом не проговорилась. Это произошло во время урока, и взрослые решили, что я заснула и увидела кошмар. Почти правда, и почти угадали. Вот только мера этого "почти" была размером с галактику.
Одноклассники втихомолку смеялись надо мной. После этого случая я невольно привлекала их внимание. И их чутье, в отличие от взрослых, не подвело. Они быстро выяснили мои почти незаметные беглому взгляду странности. Это привело к тому, что сначала меня стали дразнить, а потом и сторониться. Мне нечего было этому противопоставить, я и сама отлично знала уже, что я странная. Ничего, кроме как отгородиться, защищаясь, мне не оставалось. Впрочем, это не особо волновало меня. Наверное, просто потому, что я сама по себе не очень общительная.
Гораздо сложнее для меня было бороться с накатывающими видениями. А с годами их становилось все больше и больше. Особенно тяжело мне приходилось в четырнадцать. Наверное, из-за подросткового взросления, и я реагировала более бурно, и неконтролируемые "эфиры" из невозможного мира донимали меня чаще, чем обычно. И если бы я была сторонним наблюдателем только. Если бы могла не чувствовать боль от ран, ушибов, холода, усталости... Всех этих чужеродных ощущений, которые обнуляли меня без спросу, полностью подменяя на кого-то чужого, незнакомого мне.
Мне едва хватило сил закончить вторую ступень обучения. В школе я не стала изгоем. Но и друзей не завела. Те неприятности, что возникли у меня в общении с одноклассниками после появления моих видений, больше не обострились и как-то забылись для них в потоке более интересных, чем я, дел и событий. Прятать то, что со мной происходит, я научилась быстро. Но это требовало соблюдения большей осторожности в общении с посторонними. Мне, наверное, повезло. Смотря как рассматривать. Я понимала, что если бы кто-то попытался со мной ближе сойтись, то все мои секреты очень быстро оказались бы раскрыты. Но рядом со мной не оказалось никого, кого бы я заинтересовала настолько, чтобы попытаться стать моим другом. И врагов я, к счастью, тоже не нажила. Все мои одноклассники разбились на пары и группы. Я не вписалась ни в одну. И не стремилась к этому. Занятые собой окружающие меня люди чаще всего не замечали моего существования. Учителя, скорее ради галочки, совершали иногда вялые попытки до меня достучаться и как-то расшевелить мои "слабые социальные навыки". Психологи, через которых я прошла за это время, занимались примерно тем же, и тоже не особо преуспели в своей миссии. Хотя вот с ними я была крайне осторожна. Одна из них как-то высказалась по моему поводу в том смысле, что не все стремятся стать павлинами, должны для равновесия и мышки серые существовать.