! Они наконец-то добрались до конца списка «Что сделать». Его сумка была собрана. Би взяла выходной, и они спали без задних ног, их разбудило сверкающее солнце, согревшее желтое пуховое одеяло на кровати. Кот Джошуа развалился у них в ногах в смешной позе, они турнули его и занялись любовью – безмолвно, медленно и нежно-нежно. Потом Джошуа опять вспрыгнул на кровать и неуверенно положил лапу на голую лодыжку Питера, как будто хотел сказать: «Не уходи, я задержу тебя». Это был трогательный момент, объясняющий происходящее лучше, чем слова, или, возможно, просто нездешняя чуткость кота послужила меховой защитой от оголенной человеческой боли, смягчая ее, делая переносимой. Что бы это ни было, это было превосходно. Они лежали в обнимку, слушая хриплое мурчание Джошуа, пот испарялся под солнцем, сердцебиение постепенно возвращалось к норме.
– Последний раз, – попросила она, пытаясь перекрыть гул мотора на темной дороге, ведущей к самолету, который унесет его в Америку и еще дальше.
Он проверил часы на приборной панели. До регистрации оставалось два часа, а езды до аэропорта – минут пятнадцать-двадцать.
– Ты замечательная, – сказал он.
Возможно, если бы он произнес эти слова единственно правильным образом, она поняла бы их смысл: что не стоит улучшать вчерашнее, что лучше им просто оставить все как есть.
– Я не хочу быть замечательной, – вскинулась она, – я хочу почувствовать, что ты внутри меня.
Несколько секунд он ехал молча, спешно приспосабливаясь к перемене. Быстрая реакция на изменившиеся обстоятельства тоже была их общим качеством.
– Тут вблизи аэропорта полно этих жутких корпоративных гостиниц, – сказал он. – Мы могли бы снять номер на час.
Он тут же чуть пожалел, что сказал «жутких», – это прозвучало, как если бы он пытался разубедить ее, одновременно притворяясь, что это не так. А он лишь подразумевал, что гостиницы эти того сорта, которого они оба избегали как могли.
– Просто найди укромный съезд, – сказала она. – Мы можем сделать это в машине.
– О-го! – воскликнул он, и они оба засмеялись.
«О-го» было слово, которым он приучил себя заменять восклицание «О Господи!». Начинались они одинаково, так что возможно было избежать упоминания имени Его всуе, когда восклицание уже почти срывалось с языка.
– Я серьезно, – сказал она. – Любой сгодится. Просто остановись так, чтобы никто не пристроился позади.