о
вещества был очень энергозатратным
процессом и протекал в нижних недрах твердынь в утробах твердынных
владык. Потому Гиб Аянфаль мог только перераспределить уже
имевшиеся запасы пыли. Начать ремонт он решил с залы собраний и
трапезной, в которых обосновался.
Труд
оказался нелёгким: если стебли, пропитанные серой пылью, ещё
подчинялись его воле, то замершие стебли Гиб Аянфалю приходилось
поправлять при помощи собственной пыли. Ладони его покрывались
чёрной сеткой пылевых каналов, из которых его пыль истекала
небольшими чёрными облачками. Гиб Аянфаль прикладывал ладони к
замершим стеблям и, напитывая их своей пылью, правил ими так же,
как целыми, хотя вернуть им таким образом полную функциональность
было
нельзя. Такие манипуляции причиняли строителю
боль, которую приходилось терпеть и заглушать волевым
усилием.
Переносить
тяготы ему помогала радость от созерцания того, как под его руками
иссечённые временем стебли становятся гладкими и послушными его
воле, как купол и ступени залы собраний принимают вид обжитой и
приятный глазу. Гиб Аянфаль думал, что делает это не только для
себя и Гэрера Маиши, но и для тех асайев, которые ещё быть может,
вернутся сюда, в свой покинутый дом.
Кроме
труда, его мысли занимала и Бурая башня. Первое время, помня о
завете Гэрера, Гиб Аянфаль даже не подходил к ней слишком близко, а
только любовался её силуэтом вечерами, сидя на стебле возле врат
главной обители. Когда пустынный правитель вернётся, то он
непременно расспросит его о башне и связанном с ней запрете
подробнее. Но прошло уже три декады, а Гэрера всё не было, и потому
в одно утро Гиб Аянфаль предпринял самостоятельную попытку
исследования.
Внешне
башня представляла собой классический тип этого сооружения на
Анисане: из песка рос высокий и мощный пучок каменных побегов,
концентрирующий внутри себя поток волн, которые образовывали
защитный купол поселения. Приблизившись к ней и прикоснувшись к ещё
не согретым светилом бурым стеблям, Гиб Аянфаль с удивлением
обнаружил, что в отличие от остальных обителей башня находится в
прекрасном состоянии. Гиб Аянфаль пригасил глаза и прислушался к её
внутреннему пространству. Оно оказалось огромным. Гиб Аянфаль
увидел просторную залу, широкую трубу, образуемую стеблями и
оплетённую узеньким пандусом, а также канал, уходящий вниз сквозь
общее дно поселения. Башня явно была возведена позднее и
единственная имела доступ к твердынным недрам. Внутри неё плотными
кольцами были свёрнуты мощнейшие волны, не покидавшие её пределов.
Ломая себе голову над возникающими от таких открытий вопросами, Гиб
Аянфаль обошёл удивительное сооружение и наткнулся на тёмную плиту
врат, покрытую вязью кибы – древней асайской письменности.
Внимательно осмотрев её и запомнив рисунок письма, Гиб Аянфаль
пожалел, что не может его понять. Аба Альтас хорошо знал кибу, но
до своего исчезновения так и не сподобился научить Гиб Аянфаля
читать и писать на ней. Это архаичное умение ныне почти не
использовалось в асайском обществе, так как вся информация
хранилась в волнах и на информационных картах. Пользовались кибой
лишь техники волн, да белые матери, нанося ритуальные надписи на
налобные ленты мастеров и матрон, называвшиеся кибахами. Но это
было больше символическое, чем практическое использование древних
письмен. В Пустыне же, где не было общих волн, знание кибы могло
значительно облегчить жизнь.