У дела
Экспедиции не могло не быть и противников. И одним из самых
непримиримых оказалась мать Шамсэ. Во время первого собора она была
среди великих матрон, однако молчала, поскольку не могла глубоко
погрузиться в тонкие волны и спрогнозировать исход дела. Позднее ей
открылось некое предвестие и она стала заявлять, что не одобряет
план Сагиты. Она разделяла опасения относительно всеобщего
исчерпания путей, однако считала, что Сагита действует слишком
поспешно. И, возможно, не она должна свершать это, а то, что она
увидела в волнах под взрывом Онсарры, – лишь опасная иллюзия. Моей
матери виделись некие ужасные беды, которые свершатся, едва мы
отбудем от Онсарры, она видела боль и неудачу, гибель тысяч асайев.
А это очень высокая цена, понять которую способны только
творицы.
Я как
мастер тонких волн старался выстроить благополучные пути для нашей
Экспедиции, и её отношение меня огорчало. И Сагита, и другие
матроны тоже не соглашались с ней и считали, что смогут наперекор
всему сложить события благополучно. Мы тогда крепко верили в наше
искусство управления тонкими волнами, которые предрекают все
события, наполняющие Анисан. А между тем в пятьдесят третьем цикле
встал и вопрос: а кто же будет возглавлять Экспедицию? Кто поведёт
асайев за врата навстречу неизвестному будущему? Я не видел других
кандидатов, кроме себя самого. И я считал, что должен сделать это
как Гэрер. Ганагур благоволил мне: в середине пятьдесят третьего
цикла подходило время моей смены, и вместе с патрициями мы
разработали следующий план. После избрания двадцать четвёртого
Гэрера я тоже останусь в этой должности и уйду с Экспедицией,
возглавляя её как вторую ветвь, будучи полноценным правителем.
Пластичность Ганагура позволяла это сделать.
Узнав о
моём уходе, мать Шамсэ не промолчала. Она начала ещё яростнее
спорить на соборах с Сагитой-Гейст, с Садхи и другими матронами,
даже с нэнами. Но передо мной она молчала, не могла нарушить мою
свободную волю, хотя я видел её печаль. В момент откровения она
сказала мне, что видит: я уйду навсегда. Мы будем навечно разделены
вратами как живущие, и лишь Белая Вечность, простирающаяся выше
жизни и смерти, может быть, однажды принесёт ей вести от меня. Я
старался успокоить её, убедить, что даже если наша встреча
отложится на неопределённый срок, она получит весть от странников.
А в будущем две ветви асайев непременно соединятся на Новом
Анисане, и я постараюсь остаться живым к тому времени, возможно,
только бесплотным. Но Шамсэ не слышала меня, исполненная своим
горем. Ама Сагита не раз упрекала её в привязчивости, ведь как
белая мать Шамсэ не должна была испытывать подобного даже по
отношению к любимым своим детям.