Третья ракета - страница 17

Шрифт
Интервал


– Вот сказал! – язвительно удивляется Желтых. – Кавалер! Знаешь ли ты – у моего отца крестов было больше, чем у меня медалей, и что? А то – кавалер! – зло кряхтит на бруствере Желтых.

– Ерунда! – объявляет Лешка, беззаботно потягиваясь на траве. – Моя правда!

– Правда! Я все медали отдал бы, только б детей сберечь. А то если до нового года война не кончится – старший мой, Дмитрий, пойдет. Восемнадцать лет парню. Попадет в пехоту, и что думаешь? Молодое, зеленое – в первом же бою и сложит голову. Не пожив, не познав. А ты – «медали»! Хорошо тебе, холостяку, ни кола ни двора, сам себе голова. А тут четверо дома!

Лешка молчит, а командир вздыхает и молча глядит в темноту.

– Только и радости, как подумаешь: эта война уже последняя. Довоюем, и баста. Второй такой не будет. Не должно быть! Сам я готов на все. Но чтобы в последний раз. Чтобы детям не пришлось хлебать все то же хлебово.

– А что, пусть повоюют, – не то всерьез, не то в шутку возражает Задорожный. – Умнее будут. Война, говорят, академия.

– Академия! Сам вот сперва пройди эту академию, а потом говори.

– Ерунда! Воюют же хлопцы. И девки даже. Вон Люська, например. Чем она хуже?

– Ну и что же? Думаешь, правильно это? Легко ей, девчонке, среди таких вот, как ты… бугаев?

– А что?

– Ничего! Правда, Люся хорошая, – говорит Желтых. – Довоевать бы, и дай ей бог счастья. Она стоит…

Мы все молчаливо соглашаемся. Кто из нас скажет хоть слово против Люси? Желтых затягивается, розовый огонек загорается и гаснет в его кулаке.

– В трудной жизни выросла. В нелегкий час. А это уж так: если жизнь в молодости перетрет хорошенько – будет человек, а заласкает – пропал ни за понюшку.

– Ну, это ты загибаешь, – говорит снизу Лешка. – При чем тут жизнь? Угождает она тебе, Люська, потому за нее и тянешь.

– Угождает! – злится Желтых. – Эх ты, голова еловая! Не знаешь ты ее. А я знаю. Откуда у нее это возьмется? У нее такого и в крови не было. Отец ее вон какой герой был! Орел! Революцию у нас на Кубани делал. Восемнадцать ран имел. Рано умер. А она у чужих людей росла. Думаешь, сладко было? Потому и такая… справедливая.

Задорожный, однако, из озорства или из упрямства не соглашается.

– Тебя тогда на Буге выручила, так уж и справедливая.

– А что ж, и выручила. Спасла. Молодец. Если бы не она, расстреляли бы ни за что. Дурное дело – не хитрое. Шпокнули бы – и все. Разве мало дураков еще есть? А так вот живу. Что значит вовремя вмешаться.