- Э-э-э… - он подсмотрел в паспорте,
- Таисия Степановна, скажите, в котором часу вы пришли сегодня
домой?
Я, не моргнувши глазом, назвала время
на десять минут раньше взаправдашнего.
- А вы ничего необычного или
подозрительного не видели в подъезде или около него?
- Ничего. Разве что…
- Что?
Лейтенант насторожился, как почуявший
дичь пинчер.
- Да свет в подъезде не горел.
Пришлось телефоном светить, чтобы ноги не переломать.
- Это все? Больше ничего не
заметили?
- Ничего. Только через какое-то время
внизу, в подъезде шумели. А потом как раз полиция приехала. А что
случилось?
- Разбираемся, - развел руками
лейтенант.
Я не стала его допрашивать. Только
паспорт забрала, двери за ним закрыла и спокойно двинулась в
кроватку. А потом был Сон. Я уже перестала ждать или как-то
готовиться к этому. Случится – хорошо, нет – лучше высплюсь. Нынче
случилось.
Мирланда ехала верхом на шикарной
белой кобыле. Она настояла на том, чтобы сбрую оставили старую,
фамильную. Ту, что была на растерзанном волками жеребце. Обозники
выполнили приказ: собрали все, что было можно. И сбрую, и седло, и
меч. Вот только кинжал разыскать так и не смогли. Ни тогда, ни
сейчас, на обратном пути. Что ж, пусть это будет платой за ее
жизнь. И если так считать, то плата эта не так уж и велика.
Впереди на милю, а, может, и больше –
трудно было определить из-за пыли – растянулась колонна войск.
Никакого строя, никакой маршировки. Просто шли люди. С оружием, но
без доспехов: брони ехали рядом на
повозках. По сторонам колонны рысили всадники, то выезжая вперед,
то возвращаясь назад, к тянущемуся позади обозу.
Девушка устала, и ей было ужасно
скучно. До остановки на ночлег была еще пара-тройка часов пути.
Беседовать было не с кем. Ее нежданная слава, милости графа,
оказанные почести были, конечно, приятны, но при этом словно
незримой стеной отгородили ее от простых людей. Солдаты, не говоря
уж о простых обозниках, рядом с ней неизменно впадали в ступор,
говорить начинали сбивчиво и косноязычно. Даже Фарл, с которым она
была знакома несколько лет, и тот рядом с ней чувствовал себя
донельзя неловко и называл не иначе, как светлой госпожой. Поэтому
Мирланда медленно ехала в середине колонны, стараясь не смущать
людей, и размышляла о себе, о своей судьбе и о том, что ее ожидало
в самое ближайшее время.