Или накажут? Я на миг замер в нерешительности. Но как раз в это
время Глыба картинно размахнулся и нанес первый удар. Я не видел,
но ясно почувствовал, как толстые твердые иглы впились в спину
стража. Парень сжался, но не произнес ни звука. Даже улыбку на лице
удержал. Командующий медленно потянул веревку на себя, шипы,
видимо, начали рвать кожу и мясо – и воин издал стон, полный
боли.
Блин, я не переживу второго удара! Особенно, под его взглядом.
Парень как бы говорит своими глазами: всё норм, государь-батюшка, я
не выдам военную тайну. Но мне-то от этого только тяжелее! Одно
дело, если соню и растеряху отшлепают, другое, когда кого-то рвут
на куски из-за моей глупой шутки!
Глыба еще только заносил руку, а я, позабыв о величественности,
выскочил на солнце и заорал:
– Стой!
Кажется, я забыл о том, что «не могу говорить из-за больного
языка», и произнес это чересчур внятно. И вообще, утратил всю
полагающуюся величественность. Но цели своей добился: жуткие шипы
повисли на веревке, не вцепились второй раз в спину страдальца.
«Надо говорить» – с ужасом понял я. Вот и кончились
предварительные ласки, теперь отступать некуда.
– Воин виновен.., – я еще активно мешал себе языком, выходило
медленно, коряво, но это давало мне время подобрать слова… да, в
конце-концов, придумать, что вообще говорить!
– Воин виновен… Воин сделал угрозу владыке… Плохой… Очень!
Я распинался, хмуря свои жиденькие брови, ибо не знал, куда
вывести речь.
– Воина сделаем битым. Воин отдохнет и заживет прежней жизнью?
Нет! –меня, наконец, накрыло вдохновение, теперь главное вспомнить
нужные слова. – Нет! Плохой воин всегда страдает! Всегда должно
страдать… Служба и почет – нет! Отдых – нет! Личная жизнь –
нет!
Кажется, у последнего слова был немного более эротический
подтекст, но я не знал, как сказать, что воина надо лишить семьи,
друзей и развлечений. Получилось так.
– Воин всю жизнь платит за вину! Должно платить… Воин должно
защищать владыку! И день, и ночь! Всю жизнь! Всё остальное
отнять!
Я украдкой выдохнул. Окружающие ошалело смотрели на меня. Даже
наказуемый. Похоже, в здешнем правовом поле мой вариант наказания
смотрится дико. Им бы всё кожу с кого спустить, руку отсечь или
голову. А я тут – с новаторскими идеями. Но, в любом случае, они не
могли дать четкую оценку: тяжелее мое наказание или легче? Я ведь
требовал этого человека к себе в вечное услужение. Требовал
отлучить его от семьи. Ото всех! Мне кажется, в этом диком мире
должно быть страшно остаться без семьи. Или нет?