− Сдохни! – прокричал я, нажимая на курок и целясь в грудь
зверя. Грохнул выстрел и я вновь сделал шаг вперед, взводя курок
револьвера. – Сдохни! Сдохни!
Еще четыре выстрела и передо мной уже лежало исковерканное тело
моего отчима, и только тогда я вернулся к столу кухни и забрал
второй револьвер, и небольшую верёвочку, на которой были привязаны
десятки пучков волос. Судя по подслушанному разговору, волосы
детей.
− Пора уходить, – выдохнул я и начал собираться.
Я залез в сумочку Мэрилин, пошарил в их спальне и собрал все
деньги, что смог найти, с десяток золотых и кучу серебра. Похоже,
что выручка с дома удовольствий. Одежда, немного еды, все улетело в
мешок, даже постельное я взял с собой. Но я боялся одного, как
объяснить Тере что нам пора уходить и что случилось с теми, что
когда-то желали чтобы мы назвали их папой и мамой.
− Тера, – тихо позвал я, приоткрыв дверь в ее комнату, и в
тусклом свете луны я увидел как полностью собранная девочка в обуви
держит в руках платья, которые ей покупала Мэрилин.
− Я уже готова, – проговорила мне сестренка и, насупившись,
добавила. – Я тоже хочу рюкзак как у тебя.
− Я сошью для тебя его, только подожди, − улыбнулся я ей.
На первом этаже я попросил её закрыть глаза, а когда мы отошли
от дома, я взял девочку на руки и по лесным тропам пошел по
направлению к тракту. Я знал, что в городе мне оставаться нельзя, я
чужой, и висеть мне на петле у раскидистого дерева уже к обеду. Но
я знал тех, кто мне если не поможет, то точно не откажет
предоставить одну услугу, по крайней мере я так надеялся.
Обойдя спящий город, я вышел к газовому фонарю, что стоит на
перекрестке к дороге, ведущей в город. Руки устали и я спустил Теру
на землю, вдалеке уже виднелись костры лагеря каравана, до них было
совсем недалеко, но тут позади раздался до боли знакомый голос.
− А вот и я, Джонни. Куда ты направился один? Ты мой, ты только
мой, – хриплый булькающий голос раздался позади меня во тьме, куда
не падал свет от фонаря.
− Тера, закрой глаза и уши, −попросил я, коснувшись рукоятки
моего однозарядного, но очень легкого и быстрого револьвера.
− Мама говорила, Силачу стреляй в голову, – пробубнила
черноволосая малышка, садясь на корточки в своих сандаликах и
закрывая маленькими ручками уши. – А папа всегда добавлял, дважды,
милая, дважды.