В высоту в три моих роста он настиг меня за долю секунды, острые
когти вонзились в мою грудь, раздвигая ребра и пронзая легкие, а
огромная пасть с гнилыми зубами сомкнулась на моей шее, и я
почувствовал запах гнили. Зубы белесого раздробили мои кости, и он
отрывал голову вместе с мышцами, держа мое тело в своих руках.
Щелчок в голове, оторванной от тела, удивил меня, даже
сквозь ужасную боль я почувствовал как покидаю мир Белесого, в
который он меня затащил, но так и не смог убить.
Я очнулся на холодном, земляном полу и тут же начал
вставать, сплевывая кровь. Ничего, проносилось в голове, вам меня
не сломить.
− Жизнь говно, но я вам её так просто не отдам, – прорычал я на
троих хмырей, что стояли передо мной. Зажатая в руке заточка
приятно холодила кожу, я знал что сейчас умру, но одного я точно
заберу с собой. Вот только кого? – Ну че, сука, потанцуем?
− Ты ща сдохнешь, сиплый, – проговорил Бык, мужик под два метра
в серой рубахе передо мной, и я понял – со мной уйдет именно он.
Бык, подтверждая прозвище, молча попер на меня, и в его печень
также молча вошла моя заточка.
Наказание было мгновенным, меня опрокинули на землю и начали
месить ногами.
− Хрен вам! – орал я, когда меня избивали ногами. Когда тьма уже
начала укрывать мое сознание удары прекратились, и у моего уха
проговорил хриплый голос.
− Ты ссучился, Сиплый, езжай на свою войну, − тихо,
проникновенно проговорил тот, кого я уважал больше чем отца. – Ты
больше не наш, Братва, выкиньте его из барака, тут ему не место.
Утром он уезжает на свой фронт.
Последнее что я увидел, когда меня уносили, так это все еще
живого Быка, что пил брагу и прижимал окровавленную тряпку к своему
животу. Ну ничего, недорезанный мой, я еще вернусь, мы с тобой
встретимся. Земля ж какая? Она круглая.
Щелчок в голове и видения сменились.
Деревянный вагон, набитый солдатами, которых все называли не
иначе как мясом. В морозную весеннюю ночь вагон может стать нашей
общей могилой, судя по звукам мы скоро приедем на место назначения.
Артиллерия била уже рядом. Раны на лице уже зажили, но все еще не
любили мороз, и потому я прикрыл лицо старым платком, что мне
подарила сестра. Она ведь и не думала что увидит меня раньше чем
через десять лет. Я, кажется, до сих пор чувствую от платка запах
домашней картошки, что пожарила сестра когда я вернулся. Или это
дым снаружи?