США почти бескровно отделились от
Британии в тысяча семьсот семидесятом и формально до сих пор
оставались частью Содружества, попутно потеряв несколько штатов,
пожелавших сохранить статус колоний. Но юге Америки произошло
примерно то же самое – только чуть позже. Часть территорий
откололись, воспользовавшись восхождением звезды Наполеона и
общеевропейским бардаком, но где-то треть предпочли остаться под
флагом испанского монарха. Китай и Япония не слишком-то стремились
к контакту ни с соседями, ни с кем-то еще.
Что, впрочем, ничуть не мешало
последней с завидной регулярностью поднимать вопрос о Курильских
островах… И это почему-то вызвало у меня непонятное
раздражение.
– Вот заразы… – Я пролистал еще
несколько страниц заботливо положенного Сергеем Ивановичем
географического атласа. – Обойдутся.
Австралия закономерно сохранила
британское подданство – как и примерно треть Канады, и чуть ли не
половина Африки. Да и вообще вся южная часть политической карты
напоминала лоскутное одеяло, сшитое из кусочков всего нескольких
цветов. Похоже, могучие рода Одаренных не только написали свою
версию истории, но и попилили сам мир на части. И держали крепко.
Большая часть закономерно отошла Британии, Испании и Франции, хотя
немало урвали и османы, и Германия.
Точнее, Священная Римская империя
германской нации. Расползшаяся от севера изрядно погрызенного
соседями «сапожка» Италии до самого Балтийского моря алая клякса
выглядела грозно. Настолько, что я на мгновение удивился: как мы
вообще смогли целых полтора столетия ограничиваться лишь
колониальными разборками и вялыми боданиями на Ближнем Востоке?
В которых Российская Империя если и
участвовала, то, похоже, без особого энтузиазма. В приятный глазу
синий цвет были окрашены всего несколько искорок на территории
обеих Америк, клочок Африки и еще что-то невразумительное к югу от
здоровенного желтого Китая.
– Ну и ладно. – Я протер уставшие
глаза и отложил атлас. – Зато Аляска наша.
Я просидел с книгами несколько часов,
и вечер уже должен был наступить, но на улице так толком и не
стемнело: похоже, питерские белые ночи еще не уступили права
обычным. Литейный проспект и деревья за окном застыли в сером
сумраке и не менялись. Часов в палате почему-то не имелось, а
возиться с телевизором я не хотел, так что оставалось измерять
время разве что кружками чая, которые приносила заботливая
Таня.