Приступ прекратился.
— Спасибо, — я повернулся к ней, и
постарался улыбнуться, — всё в порядке.
Хильд оказалась гораздо моложе, чем
показалась на первый взгляд. Овальное лицо, острый подбородок,
полные губы, нос уточкой. Я бы не назвал её красавицей, если бы не
глаза. Светло-серые, цвета осеннего пасмурного неба, с тёмными
прожилками-лучиками, разбегающимися к краям. Даже морщинки вокруг
глаз на загорелой коже, и старый побелевший шрам на левой щеке от
носа до уха не могли испортить впечатление от этих глаз.
Хильд покраснела и ударила меня в
грудь, сталкивая в ручей.
— В первый раз женщину-паладина
увидел?
Пока я, отфыркиваясь и отплёвываясь,
вновь выбирался на берег, Хильда уже ушла к своему отряду. Мужики
разобрали носилки и сели на дороге, передавая по кругу
металлическую фляжку. Девушки обступили Хильду, словно дети
заботливую маму, и что-то наперебой ей рассказывали. Солнце
пригревало, я закрыл глаза и лёг на траву. Интересно, если я сейчас
засну, проснусь ли у себя дома?
— Просыпайся.
Ещё пять минут, мам.
— Привал окончен. Нужно идти.
Я открыл глаза и прищурился. Рядом
со мной сидела рыжая. Глинда её зовут, так, кажется? Она успела
умыться и повязать на заплетённые в косы волосы льняной платок. Вот
только налившийся кровью глаз, багровый фингал и разбитая губа
никуда не делись. Мда, я всё ещё в этом сне.
На попытку сесть тело отозвалось
мерзкой, тягучей болью. Болело, казалось всё — стёртые ноги,
перегуженная поясница, отбитая и порезанная левая рука, язвы во рту
и на губах. Даже обожжённая рана на затылке, и та внесла лепту в
этот хор.
— Больно? — Глинда подхватила меня
за руку, помогая сесть. — Потерпи немного, пожалуйста. Дойдём до
Тихани, там Марта тебя вылечит.
— Тихани?
— Это наше село, Тихань, — Глинда
потянула меня за плечо, поднимая на ноги. — Нужно до заката
вернуться, упыри не нападают днём.
Я вспомнил собравшихся в зале
убежища. Бойцы из них на вид так себе, за исключением тех парней в
чёрном.
— Думаешь, они пойдут за нами?
— В той истории про братьев младший
спас сестру и вернулся с ней домой. А на следующую ночь вся их
деревня сгорела. Упыри не отпускают своих жертв. Пойдём, Хильд
будет сердиться.
Я поковылял к построившимся на
дороге копейщикам, вновь собравшим носилки. Валькирия махнула
рукой, отсылая спрятавших волосы под платки девушек занимать места
на носилках и с сомнением посмотрела на меня.