— Насмотрелась? — сам хозяин уже
в кресле, потягивает винцо из прозрачного бокала.
Таких бокалов в моей бывшей
таверне не было.
— Подойди. Можешь
сесть.
Опускаюсь на краешек табурета,
спину держим ровно, дыхание спокойное. От всей русской души
надеюсь, что выражение отмытого личика вполне верноподданное. Я
молчу и смотрю на свои руки, благовоспитанно сложенные в
замок.
— Рассказывай.
— С чего прикажете начать,
господин Наварг?
— Мой господин.
Мне достаточно короткого взгляда
на его шевельнувшиеся руки, чтобы исправиться:
— Прошу прощения, мой
господин.
Я набрала в грудь воздуха и
начала неспешный рассказ. И, разумеется, говорила чистую правду:
как очнулась под телегой, как спасалась от побоища, кто первый меня
нашёл... Рассказ затянулся, ибо маг заставлял повторять каждый
эпизод по три-четыре раза, выслушивал мои комментарии и ответы,
придирался к словам. А уж вопросов он задал, дай бог каждому
особисту так работать. Кто был главой каравана? Какого цвета
чепраки у конных охранников? Какого плетения были кольчуги? Кто
командовал нападением? Где ты очнулась в первый раз? Кто нанёс тебе
разноцветную татуировку? В какую сторону завивалась верёвка на
твоей шее? Чьи трупы там остались лежать? Разбойничьи? Только ли
разбойничьи? Кто твои родители? Откуда ты родом? Кто может
подтвердить твой рассказ? Сколько правды в рассказе того смерда,
что так быстро расстался с жизнью по приговору моего мага? Что от
тебя хотели маги главенствующей церкви? Почему ты молчала? Почему
вдруг заговорила?
И снова, и снова, и снова одно и
то же по десятому разу!
Во время допроса я на всякий
случай не смотрела ему в глаза. Нашла яркое пятно на его наряде,
зафиксировала взглядом серебряную пряжку ремня и не сводила с неё
глаз.
— Интересный рассказ, —
пробормотал господин Наварг, — как ты сказала? Травматическая
немота? Пока можешь идти отдыхать.
— Доброй ночи, мой
господин.
Он отпустил меня движением
кисти. Как на мои глаза, такому нельзя научиться, как нельзя
научиться летать. Разве что сорок поколений твоих предков по праву
рождения получили не только само право повелевать, но и возможность
применить это право. Полагаю, что и специализированное воспитание
тут играет не последнюю роль. Одно движение длиннопалой ладони и
человеку понятно — его место даже не на коврике у двери, а хорошо
если не у помойки. И сразу стало понятно, что для этого господина
моя значимость, как индивидуума, никакого значения не имеет, а само
существование стоит ровно столько, во сколько господин маг
соблаговолит оценить мою никчёмную жизнь. И много чего ещё было
сказано слабым движением руки. Я побыстрее ретировалась от греха и
практически выпала за дверь, где меня мгновенно перехватил тот
самый охранник и не слишком вежливо препроводил к двери в нашу с
Мунисой комнату.