***
— Детка, просыпайся, уже
вечер... — это Муниса осторожно прикасается к плечу, — надо
подкрепиться.
Она помогает мне сесть на лавку,
руки-ноги не слушаются и со сна ощутимо пошатывает. Давно известно,
что сон на закате не лучшая идея. Муниса явно устала, лицо серое,
мешки под глазами, так и не пришлось ей полежать. Мы всё ещё в
дороге. Господи, спаси-помилуй, когда же она
закончится?
Руки у моей спутницы слегка
отекли, ноги, очевидно, тоже. Она пытается встать и с кряхтением
опускается на скамью, это с моим ростом в фургоне можно стоять, а
ей приходится довольно низко наклоняться. Нелегко женщине со мной,
ведь и суток не прошло, как образовался второй
труп.
— Кажется, я втравила тебя в
большие неприятности, Муниса.
Она корчит гримаску, кивая в
сторону нашего кучера, одновременно сооружая толстенные бутерброды.
Ветчина пахнет настолько остро, что слюна готова побежать по
подбородку.
— Ешь, дитя. Тебя откармливать и
откармливать. Откуда ты родом?
Тоже киваю в сторону возницы и
показываю на уши. Она кивает, поняла мол, и прикладывает палец к
губам.
— Не помню я ничего, очнулась
под телегой, вокруг идёт бой. Думаю, память с перепугу
отшибло.
— Не огорчайся, память
вернётся, речь же вернулась, верно? Вот и не думай о
плохом.
Ох ты, похоже я и знать не знала
вкуса истинной копчёности! До чего же вкусно, это вам не жидкий
дым, господа! Сдерживаю неожиданное желание облизать пальцы, а
Муниса так и делает, да ещё и блаженно щурится.
— Старый Хамед очень хорошо мясо
коптит, верно, детка?
Молча киваю, ибо сейчас
откровенно беседовать нежелательно, на облучке восседает соглядатай
господина Наварга и это маг, к бабке не ходи. Кстати, Муниса уже не
испытывает желания угостить охранников домашней снедью, и это
понятно. Недавнее зрелище было предназначено не для слабонервных —
это раз, а кроме того, охраннички и ухом не повели, когда мы
грузили в телегу тяжёленький Мунисин сундук — это два. Так что бог
подаст. А мы с подругой отныне благотворительностью не
ушиблены.
— Кажется я понимаю, что даже
твоя, всем известная доброта, имеет предел, — показываю глазами на
свой бутер и киваю в сторону охранников.
Муниса фыркнула, прикрывая рот
ладонью, а я весело оскалилась.
— Ты вздремни пока, конца пути
не видно.
— А ты, детка?