Спустя два часа и двадцать восемь
комплиментов, я смог узнать, где содержат Дороти Бьорд. Еще утром
она была совсем рядом, на втором этаже, чуть ли не над моей
палатой. Но теперь ее перевели в крыло для интенсивной терапии. А
вот туда пробраться не так уж просто. Тем более мне, ведь я тоже
пациент, но я не смог противиться соблазну лично в этом
убедиться.
— Юноша, если вы немедленно не вернетесь к
себе, я попрошу Алекса вас выпроводить, — противная бабка, сидевшая
за столом регистрации, с холодным взглядом даже не повернула
головы, а лишь покосилась на упомянутого ею Алекса.
Я присвистнул — два метра ростом, в плечах,
наверное, не меньше будет, и кулаки как моя «нездоровая» голова.
Висевшая на поясе дубинка смотрелась как декоративное украшение. Уж
больно мелкая вещица она для его ручищ.
— Нет, нет, не утруждайтесь, уже ухожу.
Хорошего дня, — я отулыбался по программе максимум, не хватало и
правда с таким верзилой связываться.
Ну что ж, попытаем счастья в другом месте.
Раз ко мне относятся как к психу, то почему я, собственно, должен
переживать больше других о своем внешнем виде? За спрос не бьют,
так что визит к главврачу мне не навредит. И вообще нужно было
сразу к нему идти. Жаль только времени столько потерял, и придется
теперь уже на завтра отложить.
******
А вот и третий, последний день моего
заключения. И он пролетит быстро, мне ведь было чем заняться.
Осмотрелся, поправил прическу, смел с одежды невидимые пылинки и
поплелся добывать желанный след.
— Можно? — постучав три раза, я просунул
голову в приоткрытую дверь кабинета главврача, доктора Гилберта
Фридрексона.
— Входите, присаживайтесь, — хозяин кабинета
даже не взглянул на меня. Он продолжал сосредоточенно что-то
выискивать, склонившись над рабочим журналом, периодически делая
пометки на полях красной ручкой.
А я просто сидел и ждал, когда мне уделят
время. Поэтому пока была возможность с любопытством осматривался. Я
уже бывал в этом помещении, но впервые меня не станут допрашивать
как пациента лечебницы с целью уличить в симуляции или
обмане.
Кабинет был вдвое больше комнатушки
общежития, в которой проживал Итан. Сейчас тут главенствовали две
вещи, задавая тон. Полумрак и остаточный аромат недавно выкуренной
сигары. Довольно дорогой сигары, потому как даже мне захотелось
попробовать такую, а ведь ни я, ни Итан никогда не курили. Окурок
все еще продолжал дымиться в пепельнице. Ноздри приятно щекотало,
лишь сильнее побуждая распробовать запах.